– Нет, господин старший инспектор, но вынужден доложить, что до сих пор ему везло. Правда и то, что он сам проявляет завидную активность. К тому же он самостоятельный сыщик и заключил договор с клиентами. Мы здесь ни при чем.

– Формально да, Брунс. Но окажите ему при возможности содействие.

– А чем я могу помочь?

Мозер замолчал. Было заметно, что старший инспектор о чем-то напряженно думает. Его водянистые глаза, не мигая, смотрели на Брунса, который уже совсем успокоился и думал о том моменте, когда начальник, наконец, его отпустит. Мозер заговорил:

– Я тут вот о чем подумал, Брунс. Вы, конечно, знаете вахмистра Фогеля?

– Безусловно, господин старший инспектор, – ответил Брунс, совсем не понимая, куда клонит начальник.

– Ему часто приходится разбираться с бомжами. Вы же знаете: то они подерутся между собой, то не поделят банку пива… Короче, та еще категория граждан… не очень опасная, но и не очень приятная. Ваш Кузьма Спицын, насколько я понимаю из вашего рассказа, находится сейчас в плачевной ситуации, а такие люди часто прибиваются к компании себе подобных… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Догадываюсь, господин старший инспектор.

– Вот и поговорите с Фогелем. Может быть, он поведает вам что-нибудь интересненькое. Тем более, что эта категория все больше интернационализируется – такова сегодня наша немецкая реальность…

Брунс почувствовал, что «час избавления» близок, и радостно сказал:

– Обязательно, господин старший инспектор. Я подробнейшим образом обсужу ситуацию с вахмистром Фогелем.

– Отлично. Вы свободны, Брунс, – сказал Мозер, и инспектор Брунс, пошатываясь, покинул кабинет начальника.

***

На следующий день инспектор Брунс затащил в свой кабинет вахмистра Фогеля и прокачал с ним ситуацию с висбаденскими бомжами. Фогель сообщил инспектору множество любопытных фактов, после чего Брунс принял решение связаться с сыщиком Вундерлихом. На этот раз инспектором руководил не меркантильный интерес, а искреннее желание помочь сыщику.

– Доброе утро, частный детектив, – сказал Брунс, не представляясь и совершенно бесстрастным тоном.

У Макса с утра было дурное настроение, и он сухо ответил:

– Ах, это вы, господин инспектор? Признаться, ожидал услышать кого угодно, но не вас. Надеюсь, у вас все в порядке?

На лице Брунса не дрогнул ни один мускул, и он продолжил в том же спокойном тоне:

– У меня все нормально, частный детектив. Интересуюсь, как ваши дела.

Макс подивился необычному интересу инспектора и ответил более покладисто:

– Если честно, господин инспектор, то не очень. Кузьма Спицын мне еще не попался, в «привидение» он больше не превращался. Не представляю, где его искать. Признаться, иногда начинаю подумывать, что мое благородное желание найти потомков русского лейтенанта вылезло мне боком. Только ответственность перед клиентами держит меня пока на плаву.

– Уже неплохо, частный детектив. Хочу вам кое-что сообщить.

– Я весь внимание, господин инспектор.

– Я тут беседовал с одним нашим сотрудником. Ему по долгу службы часто приходится контактировать с такой социальной группой как бомжи. Слышали о таких?

– Не только слышал, но очень хорошо представляю их образ жизни. Мы, частные сыщики, не гнушаемся общением ни с наркоманами, ни, тем более, с бомжами. Нам гораздо сложнее, чем вам, добывать информацию. Сознаюсь, пару раз бомжи меня выручали.

– Вот и отлично. Так вот наш сотрудник недавно выезжал на разборку между бомжами, тусующимися в районе Дорнкрацштрассе. Между ними такое случается – чаще по пустякам. Наш сотрудник имеет к ним подход и иногда ему удается даже потолковать по душам с тем или иным представителем тусовки. Все бомжи отмечают, что в последнее время к ним прибилось много иностранцев. Есть ли там русские, непонятно. Сами понимаете, эти ребята невеликие полиглоты.

Макс задумался, потом сказал:

– Неплохая мысль, господин инспектор. А где тусуются ваши бомжи?

– Там, недалеко от кладбища, есть скверик с множеством скамеек. А каждая скамейка для бомжа является спальным местом. Как-то так, частный детектив. Остальное додумаете сами. У вас это неплохо получается. Засим разрешите откланяться…

Макс еще некоторое время вслушивался, потом понял, что Брунс после последних слов сразу же отключился. Он положил трубку и почувствовал, что «барометр» настроения пополз вверх…

33

Эрнест Шмелев начал осваиваться на новом месте. За пару дней в дверь ни разу не позвонили, не постучали, не проявили интереса к квартире каким-либо другим образом. Эрнест же, памятуя о некотором сходстве с настоящим хозяином, соблюдал меры предосторожности: покидая квартиру или возвращаясь в нее, делал это тогда, когда на площадке никого не было. Во дворе же напяливал глубокую кепку и втягивал голову до самых плеч, быстро преодолевая участок от подъезда до начала шумной улицы, где быстро смешивался с толпой.

Удивительным образом, ему посчастливилось встретить в Москве местных любителей «дури» ( у них же он подцепил этот термин). Наметанный глаз наркомана со стажем определил их сразу. Уже к вечеру того же дня Эрнест знал, что, где и по чем. Он смотался также в аэропорт, где упросил какого-то «мужика» (это слово было для него также новым, но он его быстро усвоил) передать короткую записку отцу в Висбаден.

Жизнь потекла так, словно и не было совсем недавно той страшной ночи, когда он умудрился убить сразу двух человек, не было безумного решения улететь по чужому паспорту и поселиться в чужой квартире в чужой же стране. Он понимал, что ему безумно повезло, но это вряд ли может продолжаться долго. Как можно влезть в «шкуру» другого человека, не имея ни малейшего представления о его прошлой жизни? Как учесть прошлые связи этого человека, которые рано или поздно непредсказуемым образом могут коснуться тебя? И это обязательно произойдет, но думать об этом не хочется.

Наркотики делали свое дело, причем этот процесс в Москве ничем не отличался от такого же в Висбадене. В состоянии наркотического опьянения все мрачные мысли отступали, но потом приходила ломка и снова надо было думать, где раздобыть денег на дозу. И тогда Эрнест снова лез в чемоданчик и задумчиво перебирал добытые им экземпляры из коллекции фабриканта Севрюгина. Их становилось все меньше, и неумолимо приближался день, когда очередь дойдет до последнего – увесистого канделябра, который Эрнест по непонятной причине держал «на закуску». Он, разумеется, ничего не знал о связанной с канделябром истории, но почему-то думал, что эта вещица окажется самой дорогой с точки зрения московских антикваров. Правда, иногда ему хотелось поскорее сбыть канделябр, чтобы он не напоминал о той ночи, когда Эрнест именно этим предметом шарахнул по голове непонятно откуда вынырнувшего старика. Пока же