Шрифт:
Закладка:
Галя с бабой Дуней сели играть в карты. Бабка плохо видела, так что игра была шумная, надо было все время называть масть и стоимость, но получалось весело. Играли от души.
– Давай с нами, – предложила дочь отцу. – Втроем интереснее.
– Сейчас. Доигрывайте пока партию.
Иван забрал пустые бокалы, отнес их на кухню, потом пошел в комнату к жене, прикрыл дверь.
– Пусти, – услышали они привычный возглас матери.
– Ай-яй-яй, жульничаешь, бабка, – погрозила пальцем Галя.
– Это сослепу, – оправдывалась та, расправляя в руке карты.
– Ага, сослепу, знаем мы вас! Обычным вальтом козыря бьешь. Нет уж, бери.
– Накидала мне, бабку не пожалела, и не совестно? – прикинулась несчастной жертвой бабушка Дуня.
– А ты? У меня вон тоже рука полная.
– Ходи уж.
– Сейчас. Ну, держись! В этот раз так просто не выскользнешь.
По телевизору шел концерт. Выступали ведущие, пели песни, танцевали. Чтобы не затекли ноги, бабушка Дуня притоптывала то левой, то правой ногой.
– А давай потанцуем, – хрустнув косточками, потянулась Галина.
– Куда мне.
– А ты на месте. Раз-два.
Они сделали пару кругов, держась за руки. Потом бабка остановилась у кресла, стала пританцовывать на месте, а Галка вертелась волчком.
– Молодцы мы, а? А ты говоришь. Надо бы сфотографировать да письмо послать. Так и напишешь: проиграли и танцуем, две дурочки.
Они расхохотались.
Песня закончилась, и баба Дуня упала в кресло.
– Умаялась? Почаще нам с тобой танцевать надо. Глядишь, и бегать будешь, – заметила Галя. – А я еще пройдусь, раздавай пока.
~
Легкой дымкой стелился вдоль дороги туман, в воздухе пахло осенней сыростью. Галина посмотрела под ноги, переступила через гусеничный след, обошла выкорчеванную из земли семейку дождевых червей.
Неподалеку от их дома, на углу рощи, возобновили какое-то строительство, рыли котлован, должны быть, будет коттедж. А когда-то давно, они только переехали сюда, были на этом месте картофельные поля. Осенью они с ребятами убегали со школы, рыли картошку, жарили на углях. От родителей, конечно, всем доставалось, потому как от одежды пахло костром, но потом они наловчились, стали бросать поверх еловые ветки, получалось как кадило и дыма почти не было. Они ходили туда и позже, когда земля уже пустовала. Потом кое-где, на местах, что ближе к дороге, стали появляться гаражи, а сейчас выросли заборы. Скоро там будут стоять дома. Но часть рощи в низине уцелела. Зимой там до сих пор можно было славно прокатиться на лыжах. По оврагу спуск был задорный, крутой, а деревья и кусты только прибавляли веселья.
Сегодня, убираясь на кухне у бабушки Иры, Галина поймала какого-то жука. Вообще она терпеть не могла насекомых, но этот так забавно умывался из лужицы, вытекшей из-под цветка, потом встал на задние лапки, как суслик, хотел подтянуться к листку, тут она его и схватила. А жизнь жуку спасла песня. После обеденного перерыва включилось радио, и она, быстро стряхнув его за окно, побежала убавить звук. Хотя почему спасла? Может, и нет. Может все тоже закончилось грустно.
После Его гибели, когда чужая мать, никогда особенно ее не любившая, плакала у нее на плече, слушать новости стало особенно противно. Галина их больше и не слушала. Лжи и красивых слов хватало и без этого, на работе. Она и сама немало произносила подобного. Забавно, но, когда что-то делаешь, стараешься добиться какой-то цели, очень легко поверить в любую чепуху. А если и не поверить, то просто помогать ей воплощаться, потому что это, в свою очередь, может помочь тебе.
Забавно или грустно?..
Для того, чтобы сохранять трезвость ума необходимо усилие, что же говорить о совести…
После гибели Стаса в одной из многочисленных миротворческих операций, проводимой родиной, Галина пробовала встречаться с кем-то, пару раз, но ничего… Пока ничего не сложилось. Со Стасом ей было легко, а с другими просто и скучно, предсказуемо… Да и работа отнимала много времени, а потом заболела бабушка – одна, вторая. Как-то все пошло один к одному. Но Галина не горевала. У нее было много поводов для веселья, и люди вокруг нее тоже были в основном хорошие, а другим она просто не давала портить себе нервы.
Родители уехали в отпуск на две недели. Давно пора. Мать в последнее время срывалась по всякому поводу. Отец и тот стал подавать голос. «А так и они развеются, и мы здесь, все попросторнее, – подумала Галина, ища ключ. – Куда же я его подевала?». Ей не хотелось беспокоить бабу Дуню, той тяжело было открывать дверь. Иной раз хитрющая старушка забывала, какую ручку куда поворачивать, нажимала не на те кнопки. Отец так и говорил: «Чего ты опять нажала? Бабушка у нас мастер не те кнопки нажимать. Телевизор у нее, видишь ли, не работал. Манера такая». Внимания к себе тоже требовала по-своему.
Ключи нашлись в правом кармане куртки. Галина вспомнила: ведь специально положила поближе, а подальше взяла. Как всегда… Зато вместе с ключами на порог выпали наклейки, которые вот уже неделю она все забывала прикрепить на пульт для бабушки Дуни, чтобы той было легче ориентироваться, переключая каналы. Что в тишине еще одной делать?..
Галина понимала, что бабушка Дуня попала в безвыходную, удушающую западню. Хорошо, допустим, днем радио бабка послушает, а вечером, пока она у другой бабки, этой что делать?
Отец не мастак был разговаривать, разве что со старыми друзьями. С Татьяной бабушка Дуня не ладила. Давняя история. Взаимное непризнание. Из разного круга были люди.
Мать Галины мнила себя из рабочей интеллигенции, бабушка Дуня была деревенской жительницей. А тут еще одна кухня. И готовила бабушка Дуня лучше. Даже сейчас, когда здоровье стало сильно сдавать. Какой тут может быть разговор с невесткой? Вот и оставался одни телевизор. И у той, и у другой. Смешно.
«Хорошо, что в номере у родителей его нет,» – довольно подумала Галина. Жаловались. Мать хоть отдохнет от своих бесконечных сериалов, которые достали все семейство. Смотрела она их отдельно, в своей комнате, но, во-первых, стены тонкие, а во-вторых, сам факт того, что перед кем-то близким по тысячу первому разу звучат одни и те же фразы, выводил Галину из себя. Но Татьяна не оставалась в долгу.
– А ты по сто первому разу слушаешь одну и ту же мелодию, – отвечала ей мать. – Я же тебе ничего
