парень выучил наизусть, как реплики из пьесы, длинные отрывки из туристического справочника, описывающие район, который, как он настойчиво повторял, менее популярен, чем Сан-Педро-де-Атакама, однако не уступает ему. Она уже намеревалась остаться, чтобы познакомиться с такими потенциально чудесными местами, как гора Пан-де-Асукар (Сахарная Голова) или Плайя-ла-Вирхен (Девственный пляж), когда вдруг узнала, что на Огненной Земле скоро начнутся съемки фильма о горняках, которые три года назад оказались заблокированными под землей в шахте «Сан-Хосе». Прю подумала, что может написать об этом, но не знала, что для этого нужно сделать. Она провела почти час на мосту Ла-Пас, глядя на полностью пересохшую реку Копьяпо. Пожилая женщина, почти старуха, подошла к Прю, закурила и на испанском языке, таком же медлительном, как ее затяжки, поведала, что местные жители посадили много пальм и стручкового перца на берегу реки и что сейчас они разбивают парк Каука́ри, который заметно оживит эту часть города. Прю задумалась о будущем парке, пытаясь представить его так же четко, как и бывший поток пересохшей реки. Прежде чем покинуть мост, она в последний раз взглянула на покрытое толстым слоем пыли русло, по которому бегали стаи бродячих собак, а дети пытались кататься на велосипедах и скейтбордах. Заметила, что ребятишки весело и стойко выдерживают лучи солнца, бьющие им в лицо.

Через два дня она покинула Копьяпо в попытке доказать себе, что в конечном итоге ее путешествие получается не таким уж плохим и что сумма допущенных ошибок, начиная с той, что касается Бена, со временем все-таки обретет какой-то смысл. В первую ночь в Сантьяго она проспала пятнадцать часов. На следующий день предприняла долгую прогулку в направлении центра города, под безжалостным солнцем двух часов пополудни, все еще вспоминая бродячих собак, которые, видимо, совершали паломничество не только в Копьяпо, но и по всей стране, где их именуют «дворняжками». Об этом ей сообщила юная официантка, почти девочка, с которой Прю перекинулась парой слов в ресторане, где поглощала национальное блюдо из местного сорта кукурузы и фасоли.

Потом она прошлась по центру города, размышляя о возможности предложить Греггу заметку об этих самых дворняжках. А что, пожалуй, блестящая идея: за некоторыми из них она проследила бы на безопасном расстоянии, сфотографировала бы их. Ограничившись описанием их прогулок, она перемежала бы повествование информацией об отсутствии закона о защите собак в Сантьяго и в Чили вообще. Можно было бы взять интервью у местных защитников животных, ведь должны же здесь быть таковые, размышляла она, сидя на ступеньках Национальной библиотеки, в непосредственной близости от красивой дворняги с розовым носом и густой черной шерстью с серыми участками вокруг плеч, глаз и груди.

Она перевела взгляд на толпу, которая, несмотря на жару, заполнила проспект Аламеда, и ей вспомнился день, когда она целый час ждала Бена, сидя перед Нью-Йоркской публичной библиотекой. Тогда она чувствовала себя как на сцене, на съемочной площадке, окруженной толпами фотографирующих туристов, некоторые из которых уже тогда были вооружены новинкой – специальными палками для селфи, и ей приходилось несколько раз отодвигаться, чтобы не попасть в чужие кадры. А здесь все было наоборот – хотя здание Национальной библиотеки в неоклассическом стиле показалось Прю весьма красивым, никто не обращал внимания на его фасад, не замечал сидящих на лестнице, не фотографировал, даже туристы. Люди шагали в сторону бульвара Пасео-Аумада или к холму Санта-Лусия. Почти все они глядели только перед собой, уставившись в землю, словно боялись споткнуться. Выглядело это странно и печально, но все-таки приятно, ведь Прю нравились места, где она могла быть незамеченной, превращаясь в привилегированного наблюдателя за течением чужой жизни.

Как только Прю встала, пес очнулся и приобрел растерянный вид: ему потребовалось несколько секунд, чтобы стряхнуть сонливость и понять, где он находится. Дворняга вперила взгляд в Прю и несколько раз глубоко зевнула, прежде чем потрусить вверх по холму Санта-Лусия, как некий босс, вспомнивший в последнюю минуту о срочном совещании. Прю последовала за ним, держась на некотором расстоянии, но все равно шла быстро, чтобы не потерять его из виду. Собака остановилась на углу и, казалось, ждала, как и окружавшие ее люди, зеленого сигнала пешеходного светофора. Прю погладила дворняжку по голове и заговорила с ней по-испански, а та ответила обычным вздохом, как бы подтверждая: «Да, я собака». Прю одарила пса комплиментами на испанском и вдруг поняла, что ведет себя глупо, вспомнив, что вполне может говорить с ним по-английски. Она решила назвать его Беном, но вовсе не для того, чтобы вспоминать своего бывшего, а просто чтобы заменить его кем-то, кому могла по-настоящему довериться. И эта мысль ее приободрила.

Вместе они пересекли Аламеду и стали блуждать по внутренним улочкам. Иногда Бен ластился к Прю, как ребенок к матери. Они преодолели много кварталов, пока не добрались до «Макдоналдса», где Прю обслуживали так долго, что она забеспокоилась – вдруг собака не станет дожидаться ее возле закусочной. К тому же потребовалось еще несколько минут, чтобы зайти в туалет и наполнить водой стакан из-под колы. Конечно же, Бен потерял рассудок от запаха бургера, который Прю дала ему не сразу, пытаясь отыскать для этого пустынную улицу, по возможности без нищих, а собака волновалась и нетерпеливо тявкала на нее. Самое разумное было бросить псу упаковку, но Прю побежала, и дворняга начала преследовать ее со свирепым, устрашающим лаем. Наконец, у подножия дерева в парке Инес де Суарес Бен моментально сожрал четверть фунта хлеба с сыром и крупной картофелиной, и ему потребовалось намного больше времени, чтобы вылакать маленькими деликатными глотками воду из стакана. Прю поймала такси, за которым пес гнался целых два квартала, но лаял при этом тихо, явно привыкнув терпеть поражения.

Вторую половину дня Прю провела в нескольких кафе, стараясь ни о чем не думать. Было почти десять вечера, когда она решила зайти в выглядевший дорогим ресторан, чтобы отведать морепродуктов. В заведении ужинала группа бразильцев; заметив, что Прю одна, они позвали ее за свой столик. Они были дружелюбными и разговорчивыми и к тому же походили на миллионеров, так как заказывали все подряд. Прю отведала мидий с пармезаном, съела несколько десятков устриц, кальмара под майонезом, морских ежей и даже осмелилась попробовать ракушку пиуре, похожую на кокаин из моллюсков, чье послевкусие, как ей показалось, не покинет ее никогда. Да, еще она выпила несколько бокалов отменного белого вина с единственной целью – изменить послевкусие. Вечер обещал затянуться, но бразильцы внезапно встали и попрощались без особых церемоний. А Прю направилась к площади Италии, клянясь, что