Шрифт:
Закладка:
Турукано, скрестив руки на груди, выпрямился в седле. Ни украшений, ни вышивки со звёздами на сыне Нолофинвэ не было.
— Мы не беглецы, — усмехнулась Ириссэ, подскакав к брату, — мы всего лишь не признаём власть нолдорана. Зачем нам жить на одной земле с владыкой, которому не собираемся подчиняться?
Ранион обернулся на своих воинов.
— Твой нолдоран, — с пафосом, словно утрируя манеру Эонвэ доносить Слово Валар, заговорил принц, — получил от меня письмо. Если у тебя до сих пор нет приказа задержать меня силой, значит, нет права преграждать путь. Отойди с моей дороги, слепец.
Нолдо посторонился. Стоя и наблюдая, как в утренних лучах светила на юг уходят собратья, воин начинал понимать, за что так часто осуждали его самого.
Перебежчики! Предатели! Вы должны быть со своим владыкой до конца! Осуждаете? А сами? Вас не за что осуждать?
Мужчины, женщины, юноши и девушки. Лошади, обозы… А что вместо знамён? Утверждаешь, принц, это не бегство? Тогда почему заранее не подготовил себе флаги? Что это за синие тряпки без символа рода?
— Это почти треть нашей армии! — возмутился кто-то рядом, и Ранион молча покачал головой.
Да, тяжёлая потеря. Как теперь говорить о единстве Нолдор?
***
Когда оказалось, что в жизни может быть нечто хуже, чем предатели с оружием, и это — собственный сын с письмом, Нолофинвэ понял, что выпил слишком мало.
Финдекано вошёл на удивление спокойно. Остановился у порога, молча посмотрел в глаза отца, а потом бросился вперёд, швырнул свиток и приблизился вплотную, оперевшись руками на стол.
— Не говори, что не знал о планах Турьо! — выкрикнул принц, сверкая глазами. — Не лги мне!
Медленно выдохнув, нолдоран, стараясь совладать с эмоциями, указал раскрытой ладонью на стул:
— Сядь, сын. Налей себе вина. Я сейчас скажу тебе, не как отец, а как король…
— Нет! — продолжал нападать Финдекано. — Ты мне не король! Ты — мой отец! И только поэтому я до сих пор здесь.
Нолофинвэ изумлённо раскрыл глаза.
— Хорошо, — медленно заговорил нолдоран, выигрывая время на раздумья, — я счастлив, Финьо, что ты любишь меня. Похоже, единственный.
— И ты, конечно, не понимаешь, почему так произошло!
— Не хочу об этом говорить, Финьо. Прости. Желаю тебе никогда не понять моих чувств, что я испытываю сейчас.
Налив вина себе и снова предложив сыну присоединиться, нолдоран серьёзно посмотрел в глаза Финдекано.
— Герой Астальдо, — сказал Нолофинвэ, — я понимаю, ты не хочешь об этом думать, но, увы, есть вещи неизбежные. Сейчас я, твой отец, пойду к нашему народу и должен буду что-то им говорить. И как я буду рассуждать о счастье, обещать его и дарить надежду в таком состоянии? — закрыв лицо ладонями, нолдоран тяжело вздохнул, сложил руки домиком около губ. — Ты же знаешь, как отцы любят дочерей, Финьо. Попробуй представить, как тяжело узнать, что дочь больше не считает тебя родителем.
Финдекано выпрямился, скрестил руки на груди.
— Те Нолдор, Астальдо, — снова заговорил о делах Нолофинвэ, — мне не дети, и воспринимают меня именно как своего владыку. Мне придётся отвечать перед ними за всё. — Подавшись вперёд, король вопросительно посмотрел на сына. — Скажи мне, Астальдо, какую роль в государстве ты себе отводишь?
Понимая, что не сможет ответить сразу и исчерпывающе, а за это время отец повернёт ситуацию по-своему, Финдекано хлопнул по столу:
— Турьо послал к тебе гонца, не пришёл сам! И так случилось, что я встретил этого эльфа, он отдал письмо мне, знаешь, почему?! Потому что Турьо было всё равно, прочитаешь ты или нет! Ты понимаешь, отец, что твоя власть сейчас шаткая, как никогда? Народ Феанаро уже начал собираться здесь. А твои подданные уходят! Ты понимаешь, что это значит?!
Нолофинвэ очень медленно выпил, отставил кубок, вздохнул.
— Астальдо, Финьо, подожди, — вполголоса произнёс нолдоран. — Мы оба знаем, какие проблемы встали на пути к счастью нашего народа. Но, пойми, сын, на то мы и владыки, чтобы эти проблемы решить. И, если ты на моей стороне, Астальдо, значит, большинство трудностей уже можно считать преодолёнными. Ты ведь не бросишь меня, Финьо?
— Если я сделаю это, отец, — мрачно проговорил Финдекано, — земля Эндорэ покраснеет, залитая кровью Нолдор.
— Да, Астальдо, — с уважением согласился Нолофинвэ. — Я рад, что ты это понимаешь. Теперь я знаю, что скажу народу. Пойдём на Холм. Нас ждут.
Покорно последовав за отцом, Финдекано слышал хвалебные выкрики в свою честь и, сам того не желая, улыбался.
***
— Ты где был? — преградили путь Аклариквету вооружённые воины.
Менестрель замешкался, понимая, что без причины такой вопрос задан бы не был.
— Отвечай!
Внутренне содрогнувшись от домыслов, что могло произойти, певец учтиво поклонился.
— Я был у лекарей, — вежливо произнёс Нолдо.
— Спелся с Первым Домом? — с угрозой в голосе спросил воин, и менестрель, бледнея, сделал удивлённые глаза.
— Нет, я лишь исполняю свои песни для тех, кому они необходимы. Это мой долг. Пропустите, я должен быть с нолдораном.
Воины расступились, но, проходя мимо них, Аклариквет чувствовал исходящую от собратьев угрозу.
«Если мои песни не помогли нолдорану… — с ужасом подумал менестрель, — если всё, что я делал, оказалось, напрасным… Нет! Этого не может быть!»
Посмотрев вперёд и увидев в лучах утреннего солнца своего господина в сопровождении героя-сына и свиты, улыбающегося и спокойного, Аклариквет вздохнул с облегчением.
***
Нолдоран, облачённый в скромные одежды, с одним лишь родовым символом на груди и венцом без камней на голове, величественной походкой шёл вверх на холм. Не покидало ощущение, что провинившегося перед всей Ардой никчёмного владыку эльфов ведут на позорную публичную казнь. То и дело приходила мысль, что, может, и к лучшему, если убьют сейчас, когда корона нолдорана, наконец, принадлежит ему безраздельно, и никто не успел это оспорить. Но какой же любимой и прекрасной в такие моменты казалась жизнь! С ней невозможно расстаться добровольно!
Встретившись взглядом с занявшим своё место у холма менестрелем, нолдоран вскинул руку, улыбаясь подданным, приветствующим восхищенными криками сына владыки, прославляя его отвагу и доблесть.
— Нолдор!
