Люк уже задраили, дверь в кабину закрыли; пилот быстро пробежался пальцами по сенсорам – выводил движки на рабочую мощность.

«Ишь ты! – оценил Виталий, пристегиваясь. – Умеет! Пианист прямо!»

«Печора» мягко прянула вперед и вверх, ускорение вжало в спинки кресел всех, кто пребывал на борту. Кадет прилип носом к боковому колпаку – насколько позволяли ремни.

Когда корабль набрал положенную высоту, стабилизировался и лег на курс, Виталий вместе с креслом повернулся к Паку.

– Ну рассказывай, как и что…

Тот с готовностью кивнул и заговорил:

– Чуть меньше часа назад отзвонились метеорологи со станции в тайге – это на юго-юго-запад от периметра. Между прочим, станция эта недалеко от места, где в первый раз видели «Джейран», тот самый… В общем, метеорологи рассказали, что из лесу к ним вышел человек в драном пилотском комбезе, попросил сообщить в полк и отрубился. Его тут же упаковали в медмодуль, понятное дело. Судя по нашивкам на комбезе, это лейтенант Вирченко, штурман пропавшей «Печоры». Метеорологи записали и прислали короткий ролик, прямо в процессе упаковки в «гроб» – действительно, Вирченко, я сам ролик проглядел и подтверждаю – он. Повезло ему, между прочим, станция вахтовая, метеорологи там постоянно не сидят, прилетают от случая к случаю. Хотя, если Вирченко до нее дошел на нервах, жилах и воле, – может, и сам бы сначала послал весточку в полк, потом упаковался в медмодуль, и только после этого отрубился. Он парень крепкий…

– А корабль? Корабль-то нашли? – спросил Виталий.

– Пока нет. Но раз Вирченко вышел к станции пешком – там он где-то, неподалеку. Видал орлов в пассажирке?

– Видал. Медики вроде. Или не медики?

– Трое – да, медики. А четвертый – сенсографист. Долетим до станции, медиков высадим, пусть Вирченко оживляют, а сами полетаем там вокруг, повынюхиваем, авось насканируем чего-нибудь.

В словах разведчика имелся неоспоримый резон: летать над бескрайней тайгой наугад – дело практически бесполезное, сенсографом корабль в чаще таким образом найти можно только случайно. Но если известен хотя бы примерный район, где он свалился, то тут дело другое, исследовать с высоты окружность радиусом десять-двадцать километров – не такое уж и долгое дело. Тогда правильно сделали, что прихватили на вылет оперативников R-80, хотя фактически место крушения «Печоры» и «Бекаса» еще не найдено. Жаль, не получится со штурманом переговорить – если он действительно в отключке, врачи к нему не подпустят, и правильно сделают.

Потом Виталий сообразил, что на пропавших кораблях могут оставаться выжившие, возможно – раненые, которым также требуется срочная врачебная помощь, и тут уже не до медицинских сантиментов: если Вирченко способен разговаривать – с ним обязательно поговорят.

«Ладно, – решил Виталий. – Пока летим, а там видно будет. Теперь это мой рабочий принцип: решать проблемы по мере их возникновения…»

Организм позорнейшим образом норовил вздремнуть, и сопротивляться его порыву не находилось ни мочи, ни мотивации: все равно в полете от Виталия с кадетом никакого проку, они сегодня чистые пассажиры, летный балласт. Разве что «Печора» майора Пака тоже засбоит и кувыркнется в тайгу – вот тут уж R-80 обязано показать себя во всем блеске. Однако снаряд, как известно, дважды в одну и ту же воронку не падает. Две упавших «Печоры» – это уже как-то чересчур.

– Через часок еще мои ребята подтянутся. «Иртыш» и пяток «Рамфоринхов». Ботов высеем, диполя разведем… – мечтательно протянул Пак.

«Иртыш» был солидной поисковой базой класса пятьсот. Даже побольше оставшейся на Луне матки Виталия с Юрой.

«Разведем… – мелькнуло в затуманивающемся сознании Виталия. – Боты… Диполя… Засыпаю… А ведь раньше мог сутками без сна – прощай, юность…»

Очнулся Виталий от сильнейшего толчка. Если бы не был пристегнут – вышвырнуло бы из кресла на торпеду и лобовой колпак. И размазало бы, ясное дело, до того сильно содрогнулся корабль.

Мгновением позже лопнули продолговатые коконы на ремнях и торцах кресел, с шипением вспухли компенсационные кранцы, и Виталий оказался надежно зажатым внутри аварийного ложемента. Сами ремни безопасности остались целыми, разумеется, к тому же еще сильно натянулись, поэтому сиденье и спинка кресла более чем ощущались задницей и спиной, – в них вдавливал надувшийся ложемент, и вдавливал очень неслабо. Корабль трясло и колотило, слева кто-то сдавленно перхал, а кто-то второй ругался чернейшими словами сразу на двух языках. Были это пилот и майор Пак, больше некому, и, поскольку среди проклятий встречались отрывисто-короткие, непонятные и на слух восточные слова, ругался замначальника разведки преображенцев, а в кашле заходился чернявый пилот.

Режим маракаса продолжался не менее двух минут, по истечении которых тряска наконец-то стала терять интенсивность, а еще примерно через минуту «Печора» сперва замедлилась, потом остановилась, медленно завалилась на левый борт и одновременно в корму и, судя по ощущениям, рухнула с крон деревьев непосредственно на почву. Застопорилась она в наклонном положении, целясь носом в небо примерно посередке между горизонтом и зенитом. Небо за колпаком просматривалось неважно – мешали ветви деревьев, как сломанные и насыпавшиеся на колпак, так и выдержавшие испытание падением корабля.

Стало почти тихо. Пак ругнулся еще разок-другой, засопел и затих. Громко пискнул сигнализатор на пульте – сшивка управления двигателями докладывала, что аварийный режим отключен, двигатели погашены до состояния предстартового разогрева и поставлены на самодиагностику.

– Все живы? Вадик? – подал голос Пак на правах старшего.

– Жиф-ф-ф, – просипел пилот и снова болезненно заперхал.

– Господа интенданты?

– Я вроде жив, – отозвался Виталий. Голос у него заметно подрагивал и срывался.

– Я тоже, – сказал Юра практически обычным манером, и Виталию сразу стало чуточку легче.

«Ответственность, черти ее дери… Снова прощай, юность беззаботная…»

– Вадик, разблокируй кабину, проверим салон, – продолжал командовать Пак.

Пилот дал голосовую команду – сначала на включение голосового режима как такового, потом на срабатывание аварийных серводвигателей. Двери кабины медленно сдвинулись вдоль переборки и зафиксировались в открытом положении.

– Эй, медицина! Отзовитесь! Целы? По очереди!

Медицина дисциплинированно и на удивление хладнокровно отозвалась. К счастью, все утверждали, что целы, в том числе и сенсографист. Пассажиры в салоне оставались точно так же обездвижены ложементами, словно младенцы в тесных пеленках. Это следовало просто перетерпеть: сейчас автоматика диагностирует фиксацию на грунте, и можно будет командовать отбой системе живучести. Кранцы сдуются и обмякнут, ремни ослабнут до состояния, когда их уже можно будет расстегнуть вручную.

Виталий поймал себя на том, что пытается вспомнить, были ли пристегнуты люди в салоне, когда они с Юрой последними поднялись на борт.