– Рука, гипс, кольцо, – Юлианна показала на его руку в повязке. – Это часть плана?

– Всегда знал, что ты, Скворцова, сообразительная личность. Конечно, вспомни, мы же с тобой обсуждали бедолагу Пронина, нашего однокурсника, которому пьяные санитары в гипс закатали ножницы. И Тайцы на границе срезали ту повязку. Я очень боялся, что ты вспомнишь этот случай в аэропорту и подумаешь, что я специально, но ты, как всегда, думала только о себе. Ты не вспомнила бы обо мне, пройди в аэропорту все без приключений, но я точно знал, что ты не бросишь меня в беде, есть у тебя такое качество, очень хочется быть матерью Терезой и защитить всех униженных и оскорбленных. Скорее всего, ты делаешь это больше для себя, но мне это было на руку. Под гипс я закатал кольцо Ирины Яковлевой-Тернер. Нет, конечно, не оригинал. Я перечитал о нем много литературы, этот перстень когда-то принадлежало Лукреции Борджиа, незаконнорожденной дочке папы римского Александра VI, поэтому информации о нем было предостаточно. Ирина Яковлева считала, что оно помогло ей привести свой приговор в исполнение, поэтому я сделал себе такое же – правда, не из драгоценных камней, но внешне оно очень походило на оригинал – и носил с собой как талисман. Опять же я боялся твоего вопроса, мол, откуда у нашей бухгалтерши, тетки, честно сказать, деревенской, с каракулем на голове, такое кольцо, но повторяться не буду, что ты думаешь, что мир крутится вокруг тебя.

На несколько минут Вольдемар замолчал, словно обдумывая дальнейшие слова, затем продолжил:

– Алекс меня вновь сильно напугал, – сказал он, по-прежнему глядя только на Юлианну. – Когда он преподнес нам свою фальшивую смерть, я так расстроился, что даже не разглядел в этом театр, когда тайно поднялся на второй этаж. От злости у меня аж зубы скрипели, я готов был убить того подонка, который меня опередил, но, к счастью, это оказалось его глупым розыгрышем. Поэтому я не стал откладывать приведение приговора, рассудив, что желающих прибить этого сумасшедшего на острове полно, поэтому пошел к нему пораньше. Ударил его фигурой Будды, что стояла на столике у кровати, и стал готовить место казни. Мне очень хотелось, чтобы он умирал долго и мучительно. Но тот пришел в себя и начал просить не о пощаде, хотя я ему сказал, кто я, он начал просить сказать вам, что код от сейфа – это его имя. Представляешь, он не умолял меня простить, он хотел спасти всех вас. И вот тогда я понял, как сделать ему еще больнее. Я сказал, что сам выпью антидот и буду смотреть, как будут умирать другие, заметь, невиновные, и всех их, в том числе и собственного сына, и племянницу, убил бы он. Вот тогда я испытал настоящий кайф, увидев ужас в его глазах.

– Бронеслав застал тебя тем утром у сейфа, ты набирал имя Александр? – сказала Юлианна, словно только прозрела. – Ты хотел взять свою дозу и закрыть его обратно, но он спугнул тебя, и ты на последних буквах, чтобы сейф не открылся, написал другие, зная, что у тебя будет еще один шанс.

– Браво, Скворцова, – улыбнулся Вольдемар. – Но это придурок оставил вам послание под ковром, а ты в кои-то веки блеснула интеллектом, и сейф вы отрыли сами. Ну а потом я просто попался на вашу приманку. Мне бы задуматься, чего это Дамир разоткровенничался, но я не смог справиться с эмоциями.

– Мы все засняли, – сказал Василий, вклиниваясь в разговор двух бывших друзей. – И это твое откровение тоже, – он показал на камеру, висящую в углу.

– Тебе стало легче? – вдруг спросила Юлианна Вольдемара не по сценарию. Они договорились с Василием, что она постарается разговорить друга, но такого вопроса не было в планах.

– Месть убивает все внутри, – сказал Вовка. – С десяти лет каждый день она съедала мой мозг и мою душу, и сейчас там пусто, – честно ответил он. – Но я не мог по-другому.

Город словно уже устал от праздников и хотел стряхнуть с себя всю эту новогоднюю мишуру. Но Крещение Юлианна любила, возможно, потому что это был еще и ее собственный день рождения. Никто, кроме мамы и Вольдемара, не знал об этом, она не любила распространяться и не считала его праздником. Так повелось с детства, когда подарки были скромными, а праздничный стол более чем простым, гостей же и вовсе не было. Но сейчас нет их обоих. Вовка для Юлианны умер, и она оплакивала его в душе, как и маму, прося Господа помочь ему на том свете.

Навигатор говорил, что надо свернуть с трассы на проселочную дорогу, и сразу стало не так светло и радостно, но очень красиво и таинственно. Конечно, не хотелось принимать приглашение Марго, но и перспектива сидеть дома в одиночестве тоже не радовала. Решив, что прокатится туда и обратно, Юлианна все же забила адрес, что прислал ей Броня. И сейчас она стояла посередине загородного поселка у дома, празднично горящего разноцветными огнями. «Еще можно уехать, – мелькнула в голове трусливая мысль, – и не портить людям праздник своей кислой физиономией». Но Юлианна не успела – ворота распахнулись, и люди, наряженные в колпаки и с хлопушками в руках, бросились ей навстречу.

– С днем рождения! – кричали они.

Бронеслав подхватил Юлю и, закружив, закричал:

– С днем рождения, сестренка!

Потом все хохоча стали петь «Пусть бегут неуклюже», а Вася, протянув огромный букет, тихо сказал:

– Привет, Скворцова, я соскучился.

– Мне надо было побыть с собой, мне было плохо, – призналась она ему тихо. Слова утонули в криках и поздравлениях, но Вася услышал.

– Это нормально, но любая хандра должна заканчиваться.

Он хотел сказать что-то еще, но Бронеслав, взяв Юлю под руку, отвел ее в сторону.

– Во-первых, хочу поклясться, что никогда в жизни не поеду больше отмечать Новый год в теплые страны, – сказал Броня весело.

– Я думаю, ты не одинок в этом решении, – улыбнулась Юлианна.

– Ты прочла свой конверт? – спросил он у нее немного грустно. – Ну тот, что нам вручил Вася после разговора с Алексом.

– Да, там код от счета. Наверное, на нем много денег, я не узнавала. Не было пока ни желания, ни времени.

– И у меня счет, – грустно сказал Броня. – Я надеялся, что там письмо с важными словами, которые я так мечтал от него услышать, а там всего лишь деньги.

– Ты должен принять его таким, каким он был, – сказала Юлианна. – А для него деньги были всем, в том числе и средством сказать «люблю». Мне сейчас так трудно принять, что мой отец, которого я боготворила и считала гением, в отличие от своей святой мамы, был просто мразью. Но я стараюсь это сделать. Мы всегда ждем от людей чего-то, и когда они не делают по-нашему, обижаемся или, того хуже, ставим на них крест, но ведь это наши ожидания, они нам ничего не обещали.

– Молодые люди, пойдемте в дом! – прокричал им издалека Кирилл. Он обнимал Рузанну, и со стороны казалось, что эти двое сейчас счастливы.

– Вот так, – усмехнулся Броня. – У нас после острова дом вверх дном. Мама с Аркадием – кстати, классный мужик оказался, – Кирилл с Рузанной. Так странно, остров изменил нашу жизнь к лучшему. Даже я подал наконец на развод и прошел отбор на вокальный конкурс одного из федеральных каналов.