– Надо поесть, – объявила я, встала и принялась надевать белье, не глядя на Клэя. – И, наверное, принять душ.

Клэй издал смешок, неспешно вставая на ноги. Я видела, что он все еще возбужден, судя по выпуклости в штанах. Заметив, как смотрю на него, он усмехнулся, но потом его захлестнуло какое-то печальное, всепоглощающее чувство.

Я не знала, что это было, не знала, что случилось сегодня вечером и почему он был расстроен. Но своими действиями смогла лишь временно облегчить его боль. И теперь, будто в замедленной съемке, видела, как он снова стал отстраненным, а в его глазах вновь застыла пустота.

– Пожалуй, вернусь в общежитие, – сказал Клэй. – Посплю.

Я кивнула, пытаясь скрыть разочарование.

– Ладно.

– Все в порядке?

Я сглотнула, а потом показала большой палец вверх и улыбнулась так широко, как только смогла.

– Конечно.

Клэй нахмурился, будто сомневался, можно ли мне верить, а улыбка на его лице все больше меркла с каждой минутой. Я подхватила сумку с пола и закинула ее на плечо.

Пошла к лестнице, а Клэй за мной по пятам. Спустившись и выйдя из обсерватории, мы остановились на перекрестке: одна дорога вела к его общежитию, а другая – к моей квартире.

– Давай я провожу тебя до дома.

– Нет, – отказалась я, мотая головой. – Я схожу за едой. Может, зайду в кафе, посмотрю, как играет Шон.

Это была ложь, причем наглая, и я попыталась скрыть ее за восторженной улыбкой, будто ничего на свете не хотела так, как увидеть Шона Стетсона.

Правда была намного более мрачной, чуждой и пугающей.

Я убегала от чувства, требовавшего, чтобы его испытали, от монстра с жуткими зубами и острыми когтями, который непременно изувечит меня, если позволю ему меня настигнуть.

– Он играет сегодня? – спросил Клэй, не выдав никаких эмоций.

– Ага. Сказал, когда мы с ним столкнулись во время матча.

– А.

Я кивнула, поправив сумку на плече.

– Расскажи потом, как все прошло, – наконец брякнул Клэй.

– Хорошо.

Я показала ему знак мира в самом неловком на свете прощании, а потом поспешила прочь. Воспоминания о том, как он ласкал меня языком, навсегда запечатлелись в моей памяти.

Глава 18

Клэй

Всю неделю я избегал Джиану.

По ощущениям было все равно что отказать себе в удовольствии прыгнуть в освежающий родник в жаркий летний день или не давать себе попить воды, когда страдаешь от обезвоживания, но я должен был это сделать.

Я увяз слишком сильно.

Уже почти неделю назад Джиана отвела меня в обсерваторию, чтобы отвлечь от мыслей о матери, хотя не знала всех масштабов случившегося. Эта девчонка прекрасно понимала: лучше не давить на меня, когда я сообщил, что не могу говорить об этом. А еще она по какой-то причине беспокоилась достаточно сильно, чтобы не оставлять меня одного даже притом, что я источал одно только безразличие.

Она знала, без единого слова с моей стороны, что мне что-то нужно.

Она знала, что именно.

И позволила мне раствориться в ней.

Всю неделю меня не покидали воспоминания о том, каково было лишиться самообладания из-за нее, и чувствовать, как она лишается его из-за меня.

Я хотел ее.

Хотел так сильно, что в груди зияла дыра каждый раз, когда ее не было рядом.

Я даже перестал думать о Малии и, возможно, уже давно. Не мог точно сказать, когда фокус моего внимания сместился, но знал, что произошла фундаментальная перемена. Я знал, что теперь желание прикоснуться к Джиане возникало вовсе не потому, что меня заботило, как кто-то наблюдает за нами и докладывает обо всем моей бывшей.

А потому что я сам хотел прикасаться к ней, обнимать ее, ощущать ее вкус.

Но сама она хотела вовсе не этого.

Я всю неделю лишался ее внимания, чтобы напомнить самому себе, вдолбить в свою тупую башку: она хотела другого парня, а Клэй Джонсон – всего лишь болван, который согласился помочь ей достичь цели.

Нет, болван, которому и принадлежала эта затея.

Всю прошедшую неделю разочарование боролось во мне с чувством благодарности, сколько я ни пытался справиться с ним в тренажерке или на поле. Я без устали надумывал лишнего, анализируя каждый момент, что мы провели вместе, и задаваясь вопросом, почему мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть, по-настоящему понять, что же я чувствовал на самом деле.

И совершенно неясно, какое чувство преобладало.

Я злился на самого себя, на нее, на Шона и Малию. Я был опустошен из-за сложившейся ситуации, но еще больше от мысли о том, как Шон будет прикасаться к ней в точности, как я.

И все же, если таков единственный способ обладать Джианой… то я благодарен.

Я воспользуюсь каждым драгоценным мгновением, каждым притворным поцелуем, каждым уроком, который она позволит мне ей преподать. Я уничтожу себя в пыль и позволю ей оставить меня в прошлом, если так сумею впитать все, что она представляет собой прямо сейчас.

Такой вот я дурак.

Дурак, который отказывался выйти из игры, хотя знал, что потерпит поражение.

Разительные отличия между Джианой и Малией всю неделю проносились в моей голове, словно слайды презентации. Я не удержался и сравнивал их, одну, такую мягкую, а другую острую, как бритва. Малия получала удовольствие от того, что манипулировала мной, сбивала с толку и напоминала о том, как мне повезло, что она у меня есть, и как легко я могу ее потерять – что и произошло. Раньше мне тоже это нравилось – ее уверенность, игры, которые она так любила устраивать. Это возбуждало, превращалось в погоню.

Но Джиана была полной ее противоположностью.

Я сам еще не успел это осознать, а она уже увидела проблемы с тем, что я слишком часто ставлю других превыше себя, позволяю Малии и даже собственной семье вытирать об меня ноги, потому что именно этого от меня всегда и ожидали. Джиана при любой возможности напоминала мне, что я достойный, хороший, что к чему-то стремлюсь.

Желудок скрутило, пока я поправлял галстук перед грязным зеркалом в своей комнате в общежитии, понимая, что сегодня у меня не получится ее избегать. Мне и так было сложно всю неделю оставлять без внимания ее сообщения или говорить ей, что я занят, не смотреть в ее сторону каждый раз, когда она появлялась на поле или в кофейне, перекраивать свое расписание, чтобы не находиться с ней в одном и том же месте слишком долго.

Но сегодня вечером