Ромка с Олегом носились как угорелые – надо было открыть бессчётное количество бутылок с шампанским и налить девочкам. По первому фужеру, по крайней мере. Потом-то они и сами справятся – по большей части девчонки были активные и самостоятельные. Но приличия никто не отменял. А вот немногочисленные кавалеры поначалу казались манерными и нерешительными. И то их можно понять, когда столько женских глаз непривычно рассматривают тебя с любопытством и не только.

Есть у девчонок одна особенность: если парень уже занят, он сразу становится привлекательнее – типа, проверено, мин нет. И если Ирка в нём что-то нашла, то и ей любопытно, что же она там откопала? И уже невтерпёж самой порыться, и начинает томно вздыхать и глазки строить. Даром что Ирка – лучшая подруга и шалеет от такой чёрной неблагодарности. И вот уже кавалер воображает, что он Марлон Брандо, а не бетонщик четвёртого разряда Федюкин, и сидит многозначительно насупившись, ждёт, когда ему нальют.

«Ничего, щас выпьют – разойдутся», – незлобиво думают Олег с Ромкой, наливая всем подряд и всячески ухаживая за своим немаленьким прайдом. Кавалеры приходят и уходят, а они с девчонками как одна большая семья. Им ещё жить и жить вместе. И любят они их всех, каждый по-своему, как умеет. Да и, положа руку на сердце, ближе с некоторыми, чем те со своими кавалерами. Кавалеры, видимо, это тоже подозревают, а потому поначалу косятся недоброжелательно на двух молодых, но очень активных шустриков, про которых никто ничего не рассказывал.

Но вот по первой влетело уверенно, и комендантша Зина, оторвав значительную корму от хлипкого, жалобно скрипнувшего стула, провозгласила официальный, по партийному выдержанный тост – мол, прошедший год был отмечен небывалыми трудовыми успехами, а в новом все как один обещаем ещё более небывалых и никогда прежде невиданных достижений. Таким образом, старинному языческому празднику был придан надлежащий идеологический подтекст – типа, не пьянки ради, а исключительно по поводу неизбежной победы коммунизма, которая уже не за горами.

Выпили по второй. После чего встал цельный майор милиции – его привела яркая и недалёкая Галка Шустова, которую Огородников безуспешно добивался всё это время. Майор был почти вдвое старше большинства присутствующих и тоже, видимо, не семи пядей во лбу, потому что припёрся в форме и задвинул крайне неуместный в данном коллективе тост, что он, как и весь вверенный ему краснопогонный коллектив, обязуется в наступающем году ещё бдительнее беречь народное добро и вывести на чистую воду, конечно, немногочисленных, но всё ещё, к сожалению, остающихся среди честных советских людей проходимцев и негодяев. Что конкретно он имеет в виду, было непонятно, поскольку все знали, что майор руководит близлежащим паспортным столом и недавно развёлся с женой, застукав последнюю в койке с сержантом из собственного отделения. Причём сержант, в отличие от жены, остался служить и как ни в чём не бывало приветствовал майора каждое утро на проходной. Поговаривали, что и жена-то вроде как ушла сама и теперь делит с майором квартиру. Как бы там ни было, но Галка майором очень гордилась. Впрочем, даже недалёкой Галке было понятно, что начальник паспортного стола, который прописывал и выписывал всю округу, без отдельной квартиры, да ещё и с улучшенной планировкой, никак не останется. Так что кто ещё недалёкий в этой жизни?

С трудом дождавшись, когда майор наконец выберется из витиеватого тоста, выпили по третьей, и тут-то праздник, собственно, и начался. По иронии судьбы по соседству с майором сидел молодой и успешный фарцовщик Паша, про которого Олег с нескрываемой завистью рассказывал, что тот неведомым образом приобрёл где-то подержанный итальянский аппарат по производству невиданного в Союзе «мягкого» мороженого и всё лето «бомбил» на нём в Сочи, за сезон «набомбив» аж на «Волгу». Верилось с трудом, но познакомиться с Пашей поближе однозначно стоило. Тем более что тот хоть и пришёл со Светкой, но не сводил глаз с Лаймы. А Ромка, совершенно не ревнуя, чувствовал тем не менее за неё ответственность, и надо было проверить, чем этот кекс дышит. Да и Сочи его очень интересовал – город денежный и очень свободных нравов, менты там «брали на лапу» только в путь. Это он не раз уже слышал. Чем не перспективный канал сбыта? К тому же море, пальмы и все дела – прошвырнуться с партией товара в Сочи куда приятнее, чем в Воркуту. До этого он был там только один раз – в детстве мама возила его на море. Они отдыхали дикарями, и он запомнил только долгую дорогу до пляжа на автобусе, жару и длинные очереди в столовых за несъедобным хеком. То ли в столовой всё время были рыбные дни, то ли мама экономила. Хотелось верить, что в будущем впечатления окажутся более радужными.

Веселье между тем шло по нарастающей. Кавалеры действительно разошлись, и майор уже активно наливал себе и окружающим дамам водочку, хоть те и не просили. Впрочем, и на том спасибо! Но вот все притихли, по телёку началось поздравление советского народа с Новым годом. По причине дряхлости вождей поздравления уже давно и успешно зачитывал диктор Кириллов, ученик самого Левитана, и, надо сказать, справлялся с этим вполне успешно – голос у него был замечательный. Вот только текст поздравлений непременно оказывался нудно-официальным. Но ничего не поделаешь, приходилось терпеть – официоз не оставлял советских людей даже в этот единственный неполитизированный праздник.

Только успевший набраться ухажёр Лидки Кузиной, у которого из-под расстёгнутого ворота рубашки выглядывала тельняшка, не желал мириться с прерванным весельем. Он громко и настойчиво требовал, чтобы все выпили вместе с ним, и утверждал, что ему есть что сказать. Лидка всячески пыталась его угомонить, а комендантша Зина сделала несколько замечаний, но раскрывшаяся и простая, как тельняшка, душа бывшего матроса уже выплеснулась из берегов и возвращаться в стойло не желала. В какой-то особенно торжественный момент речи диктора, видимо, недавний дембель запел: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди». Донельзя сконфуженная Лида попыталась ладошкой закрыть пьяный рот, за что немедленно получила по лицу. Ромка с Олегом, сидевшие на другом конце стола, вскочили, майор, сидящий рядом, не повёл даже бровью, зато комендантша Зина тяжело подошла и так двинула дебоширу в ухо, что тот опрокинулся вместе со стулом, приложился затылком о стену и затих на полу. Убедившись, что жертва домашнего воспитания дышит, ее там и оставили,