Шрифт:
Закладка:
…То сборище, которые позже назвали «Национальным собранием», вызвало различные комментарии. Его участники критиковали несоответствующую обстановку – небольшие, темные комнаты, в которых мерцали свечи; неподготовленное собрание – приглашенные не знали, что должно быть предметом совещания; непонятная тогда загадочная спешка, нервное настроение. Участие гражданских лиц было невелико, потому что людей созвали поздно, а вечернее время этому мешало, так как было разрешено ходить по городу только до девяти часов. Всего же было около сотни собравшихся…
…Большое опоздание инициаторов собрания люди использовали для обмена информацией и впечатлениями от длинной, богатой событиями прошедшей недели. Но это опоздание портило настроение. Появление Ярослава Стецько в теплый, летний вечер в военном дождевике с приподнятым – по моде – воротником никого не впечатлило. Он говорил тихим голосом, так что в соседней комнате его не слышали, и потому не знали, о чем идет речь. У тех, что были ближе, недоумение вызвали слишком вольная форма «Акта» ОУН о «создании государства», и «декрета руководителя Степана Бандеры» о «призвании правительства»… …Но, прежде всего, у всех участников собрания, с которыми я встречался, оно вызвало разочарование и беспокойство. От главного представителя ОУН, который пришел во Львов вместе с немецкими войсками, провозгласил «государственность» и наименовал себя «председателем правительства», община ждала своего рода общественного отчета о том, что сделала организация для дела за время долгих двух лет, в течении которых весь край должен был молчать, и как она понимает свою дальнейшую задачу. Люди хотели хоть примерно знать, что несут Украине и ОУН, и немцы – какую конструктивное программу и какой план конструктивного сотрудничества с немцами имеет руководство организации. Об этих делах на том собрании не было и речи. Дешёвой революционной агиткой было содержание речей всех в последующем прибывших во Львов деятелей, выступающих от имени руководства ОУН…
…В заключении выступил присутствующий все время на собрании гауптман д-р Ганс Кох. Его речь прозвучала диссонансом. По форме – в частности, по сравнению с бледным языком Стецько – она была хороша, и по содержанию своему – хотя некоторые украинско-патриотические моменты, и даже нотки вроде: «У вас есть теперь Украина» – оставили некоторую досаду. Кох поздравил присутствующих с освобождением, и воззвал «к труду и сотрудничеству с немецкой армией». Больше неприятно поражала своим поучительным тоном и та часть его речи, которая не очень состыковывалась с выступлением Стецько. Кох говорил о том, «что война не закончена, и со всякими политическими планами надо ждать решения фюрера».
По поводу «Акта 30 июня 1941г.» Панькивский еще в «Предисловии» к книге отмечал: «…ни один из создателей «Акта 30 июня 1941года», хотя почти все они еще живых, и даже политически активны, не хочет предоставить аутентичного (действительного – В.М.) текста того акта. Члены правительства Стецько подают всегда его полное содержание по разному, в соответствии со своими сегодняшними наставлениями для современных действующих лиц. Таких примеров очень много. Перед глазами читателей возникает фальшивый образ событий…». Мы еще обратимся к этому вопросу в следующих материалах, подтверждая эти «замечания» Панькивского.
В конце же книги Панькивский даёт «Приложения», где помещает и сам «Акт провозглашения Украинского государства», провозглашенный бандеровцами 30 июня 1941 года во Львове на так называемом «большом», «народном» и «национальном» собрании. При этом он отмечает, что данный вариант «акта» был распространен во Львове в начале июля 1941 года в виде «листовки» (открытки), что соответствует действительности (мы уже писали об этом выше). Здесь, в частности, фигурирует слово «провозглашение» украинского государства, а не его «восстановление». Присутствует в этом тексте пункт 3, который позже так старались скрыть его создатели и нынешние апологеты бандеровщины: «Новоявленное Украинское государство будет тесно сотрудничать с национал-социалистической Великой Германией, которая под руководством вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и в мире, и помогает украинскому народу освободиться от московской оккупации. Революционная украинская национальная армия, созданная на украинской земле, далее будет совместно с союзной немецкой армией бороться против московской оккупации за суверенное соборное Украинское государство и новый порядок во всем мире».
Здесь же рядом Панькивский приводит еще один вариант «акта», опубликованый в 1946г. в украинском журнале «Америка», где уже этот третий пункт отсутствует. Автор при этом замечает, что документы, связанные с «Актом 30-го июня 1941 года», постоянно фальсифицируются. Фальсифицируются эти документы и сегодня, потому что последователи и поклонники бандеровщины хотят скрыть тесные отношения своих предшественников с гитлеровцами.
«В первые дни оккупации Львова, – пишет К. Панькивский в книге «От государства к комитету», – ситуация была благосклонна к ОУН. Организация не имела никаких трудностей… Конечно, деконспирация руководства ОУН и их свободные публичные выступления и появление добровольцев в рядах немецкой армии (имеются в виду спецбатальоны Абвера «Нахтигаль» и «Роланд» – В.М.) подтверждали утверждение о договоренности ОУН с немцами…». Под свою главную квартиру ОУН заняла трехэтажный дом бывшего кооперативного общества «Днестр» по улице Русской, где осели Я. Стецько, Л. Ребет, Я. Старух и другие руководители бандеровцев. Рядом расположились службы пропаганды и полиции ОУН-б. Уже в первый день оккупации на улицах города появились службы безопасности и так называемой «народной милиции», подчиненной ОУН-бандеровцам во главе с М. Лебедем и Е. Врецьоной. Их сформировала еще накануне вступления гитлеровцев во Львов «краевая екзекутивна» (краевое управление) организации. Между тем создавалась городская управа, службы гестапо и СД гитлеровцев. «Быстро, – пишет Панковский, – на первое место выбилась СД, а ОУН отошла на задний план».
Вот как описывает Панькивский два совещания, проведенные ОУН-бандеровцами в начале июля 1941 года: «…Первое из них было, подготовительного характера, состоялась уже 4 июля в бывший Директорской комнате общества «Днестр», хорошо известного мне со времен моей адвокатуры. Открывал, проводил и докладывал, в неизменном своем плаще, Стецько. Он коротко проинформировал о сговоре всех украинских «политических факторов» в Кракове, за исключением «группы полковника Мельника» (имеется в виду собрание всех представителей националистических группировок, которые 22 июня 1941 года в Кракове заявили о своей консолидации, и о создании «Украинского национального комитета», (УНК), который гитлеровцы не признали – В.М.).
Притом Панькивский отмечал, что Стецько часто подчеркивал «революционность» Бандеры и «оппортунизм» Мельника. «В конце, – продолжил автор, – Стецько заявил, что немцев надо поставить перед свершившимся фактом, не дожидаясь их разрешения или согласия…» Но когда он заговорил о расколе в ОУН, «в зале появился д-р Ганс Кох. Он, вежливо извиняясь, что, мол, помешал, просил Стецько пройти в соседнюю комнату для разговора. Через некоторое время Кох ушёл, и Стецько закрыл совещание, оправдываясь нехваткой времени, и договариваясь на проведение обширного общественного совещания в воскресенье, 6 июля…»
Панькивский продолжал: «Второе, более обширное, совещание состоялось в этом же доме на верхнем этаже в присутствии около ста человек в воскресенье 6 июля. На этот раз мы выбрали председателем собрания през. д-ра Костя Левицкого, и он руководил совещанием. Собрание выслушало длинный доклад Стецько. В первой его части он говорил о мерах Бандеры по консолидации гражданства». «Революционная ОУН выступила с инициативой создания единого украинского политического центра в эмиграции. Поставила своей задачей создать из всех политических сред один координирующий центр. Это шло тяжело, переговоры наталкивались на трудности со стороны амбициозных деятелей. Все же объединение в Украинский национальный комитет, созданный в Кракове 22 июня, было достигнуто, и в его состав вошли уполномоченные представители всех политических сред и направлений, за исключением группы полковника Мельника… Вторую часть своего доклада Стецько посвятил Мельнику и его последователям. О Мельника говорил хорошо, выступая остро против его ближайших сотрудников: Я. Барановского, М. Сциборского и А. Сеника, которых назвал польскими конфидентами (т.е. шпионами – В.М.).»
Далее Панькивский отметил, что в обсуждении этого вопроса выступали Я. Старух и Г. Костельной. «Отец ректор Слепой, который вечером 30 июня представлял митрополита, присутствовал все
