Затем я подношу губы к ее клитору — набухшему и полному. Жесткий, дрожащий, маленький бутончик. Я открываю ее пальцами и целую ее там, люблю ее там, провожу языком по ней идеальными, узкими маленькими кругами, пока ее ноги не начинают дрожать, а бедра дергаться.

Элли кончает с криком — диким и бесстыдным, — ее рука тянет меня за волосы, а бедра вращаются у моего рта. Я нежно облизываю ее, когда через нее проходят последние спазмы удовольствия. Я вытираю рот рукавом и оставляю один мягкий, нежный поцелуй на ее гладком лобке.

Затем я встаю и срываю с себя рубашку. Я дергаю ее изящное платье вверх, потому что мне нужно почувствовать ее — кожу на коже. Я стягиваю брюки достаточно низко, чтобы освободить свой напрягшийся член, затем поднимаю ее и занимаю ее место на троне. Ее ноги седлают мои бедра, а ее киска — такая влажная и горячая — нависает над моим членом.

Одним движением я толкаю ее вниз и напираю, погружаясь в ее прекрасную, зовущую плоть. Мы оба стонем.

Элли гладит меня по лицу, встречаясь со мной томным взглядом из-под тяжелых век.

Я хлопаю ее по бедру, достаточно сильно, чтобы было больно.

— Давай, девочка, — шиплю я. — Черт возьми, попрыгай на мне. Сделай свой сон реальностью.

Моя грязная команда тут же заводит ее. Ее таз скользит по мне, поглаживая меня от основания до кончика. Ее дыхание становится тяжелым, грудь вздымается.

Она скачет на мне быстрее, находя свой ритм, получая удовольствие.

И она прекрасна.

— Я люблю твой член, — выдыхает Элли. — Он такой большой, он наполняет меня… так хорошо… мне так хорошо.

— Мой член тоже думает, что ты классная.

Мы смеемся вместе, тайно, страстно, как могут смеяться только любовники.

Но вот больше никаких поддразниваний. Я хватаю ее за задницу, впиваясь пальцами в ее плоть, — помогаю ей двигаться. Она качается надо мной, жестче, яростнее. И жар нарастает, нарастает; мои тяжелые яйца сжимаются от желания взорваться, мой член утолщается от жажды кончить, затопить ее, наполнить ее.

— Ты кончишь со мной, Элли, — стону я. — Кончи со мной.

Я вцепляюсь в ее сосок, безжалостно посасывая его.

— О… о… о… — стонет она.

А потом она сжимается вокруг меня, доит меня, вытягивая оргазм из глубины моей гребаной души.

После этого мы немного не в себе от удовлетворения. Не усталые и не измотанные, но кружится голова. Мы стоим, целуемся и щекочемся, только нежные, дразнящие прикосновения и мягкие улыбки.

Элли наклоняется, чтобы поднять свое платье, и я так очарован видом ее задницы, что не замечаю, как открывается дверь тронного зала и в нее входят три человека.

Без рубашки, с расстегнутыми брюками, я разворачиваюсь — прячу Элли за спину, загораживая ее от посторонних взглядов.

— Логан? — спрашивает принц Николас щурясь, как будто видит привидение.

У леди Оливии и принца Генри одинаковые выражения лиц.

Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, Элли выглядывает из-за моей спины.

— Привет, ребята… Как дела?

* * *

— О чем ты думал?

Я не думал. Вот в чем проблема, когда позволяешь своему члену управлять ситуацией — он не думает. Или, если и так, то только об одном. Тупой ублюдок.

— Ты осознавал, насколько это безрассудно?

Конечно, осознавал. Потом.

После того как Оливия увела Элли из тронного зала для собственного допроса, меня привели сюда, в кабинет Николаса.

Я киваю.

— Это было глупо.

Так чертовски глупо.

Позади Николаса Генри расхаживает взад-вперед с большой открытой книгой в руках.

— Разве у нас нет подземелья внизу? — спрашивает белокурый принц своего старшего брата.

— Могу поклясться, что я нашел его, когда мне было шесть или семь лет. Целую неделю мне снились кошмары. — Он указывает на картинку в книге и маниакально улыбается. — Это устройство выглядит довольно кровожадно — мы закажем два.

Ха. Я думал, что Элли просто шутила насчет подземелья.

Николас игнорирует своего брата и пронзает меня осуждающим взглядом.

— Кто угодно мог застать вас врасплох, Логан. Персонал, посетители… фотографы.

У меня скручивает живот при мысли о том, что обнаженные прелести милой Элли будут сфотографированы без ее согласия — размазаны по первым полосам газет по всему миру. Боже.

— Мы все еще вешаем людей? — философски спрашивает Генри. Когда он не получает ответа, он добавляет: — Если нет, я верну эту практику.

Так вот как звучал бы Джастин Тимберлейк, если бы был серийным убийцей.

Николас вздыхает, потирая лоб.

— Как долго это продолжается?

Я вздергиваю подбородок.

— Зависит от того, что вы подразумеваете под «этим», сэр.

Генри захлопывает книгу.

— Мне не понравилось, как ты смотрел на нее на свадьбе. — Он кладет руки на стол рядом с Николасом, наклоняется и смотрит на меня. — Он имеет в виду, как долго ты пристаешь к девушке, которая нам как младшая сестра?

Я выдерживаю его яростный взгляд в течение нескольких секунд, медленно дыша.

— Это… довольно свежее событие.

Затем мой голос становится сильнее. Потому что мне не стыдно.

— Но я люблю ее очень, очень давно.

Я не хотел этого говорить, не хотел даже думать об этом… Но это правда. Простая и прямая.

И возмущенный ветер вырывается из парусов Генри.

Раздается стук в дверь.

— Войдите, — говорит Николас.

Входит леди Сара, одетая в ночную рубашку под пышным халатом цвета слоновой кости, лицо ее выражает осуждение. Ее глаза за стеклами очков сузились, она смотрит на Генри.

— Так вот как это будет? Женаты всего несколько дней, и мне уже нужно обыскивать дворец, чтобы затащить мужа в постель?

Генри идет к Саре, как будто невидимая веревка тянет его к ней.

— Затащить меня в свою постель — это то, чего тебе никогда не придется делать, любимая. Ты даже можешь привязать меня там, когда захочешь, и я буду счастлив тебе покориться.

Он целует ее в губы, и она густо и ярко краснеет. Она откидывается назад.

— Тогда почему ты здесь, внизу, а не наверху, со мной?

— Произошла чрезвычайная ситуация.

— Что за чрезвычайная ситуация?

— Ты не поверишь.

— Удиви меня.

— Логан и Элли трахаются.