Шрифт:
Закладка:
– Плотину нужно поставить, – проворчал Субботин, – пусть электростанция энергию вырабатывает для недоразвитых районов – чего добру пропадать? Дмитрий Карпович, снимите нас всех на фоне водопада. – Субботин протянул Васильченко свой «Зенит». – Просто нажмете, и все, выдержку с диафрагмой я уже выставил.
– Давайте я вас всех сниму, – предложил Михаил. – Не люблю фотографироваться, а вот других снимаю с удовольствием. Давайте свою технику, Денис, вставайте кучно, делайте мужественные лица.
Никто не возражал.
– На фоне Пушкина снимается семейство, – хрюкнул Троицкий.
Кольцов выбирал ракурс – то пятился, то подходил ближе. Спутники терпеливо ждали, приклеив к физиономиям улыбки. Троицкий приобнял Любу. Той это не понравилось, она сбросила прилипшую к плечу конечность.
Михаил всматривался в их лица, и у него кипели извилины. Нормальные интеллигентные лица – за исключением разве что Васильченко. Давно пора понять, кто из них готов свалить. Преступнику незачем возвращаться в Кыжму – от водопада он отправится дальше, видимо, знает маршрут. Значит, сбежит, незаметно оторвется от группы, постарается сделать это так, чтобы хватились не сразу. Когда он это сделает? Видимо, ночью. Так удобнее – все спят. Прогуляется со всеми до водопада, вернется, дождется ночи… Народ утром проснется, а он будет уже далеко, доберется до трассы между Чернорецком и Синегорьем, а там – поминай как звали. Значит, до ночи можно не нервничать, просто присматриваться… Кто ты, гражданин хороший? До поры до времени ты такой же, как все, хочешь выглядеть достойно в кадре, хотя на самом деле тебе глубоко на это плевать…
– Вы уснули, Кольцов? – негромко спросил Субботин.
Затвор сработал с протяжным щелчком, туристы выдохнули, зашевелились. Субботин отобрал у Кольцова фотокамеру.
Вещи сбрасывали в центр площадки.
– За дровами, товарищи, – распорядился Васильченко. – Попутно справить нужду, чтобы потом не отвлекаться. Палатку тоже можно сейчас поставить. Нам же лучше будет – вернемся с водопада в сумерках, охота по темноте возиться?
В его словах звучала сермяжная истина. Никто не возражал. На площадку полетели сухие коряги, с хрустом ломались ветки.
Михаил побродил по округе, осмотрелся. В плане безопасности местечко было не очень. Крутые склоны, головокружительные обрывы. Растительность выживала на откосах, запуская корни в расщелины. С северной стороны громоздились бесформенные изваяния. Между ними и обрывами пролегала двухметровая площадка, заваленная обломками. С юга, с востока громоздились булыжники – какое-то царство бездушного камня. Обратно в гору вела тропа, обозначенная флажками. Еще одна петляла к водопаду в лабиринте скал.
Походники возились с дровами, переговаривались, доносился смех Троицкого. На южной стороне было сравнительно безопасно. Кольцов спустился на террасу, наломал веток, выбросил их наверх – чтобы потом собрать и отнести к кострищу.
Невдалеке возился Довгарь – пытался вытащить из расщелины увесистую корягу. Ничего не выходило, он отряхнул руки, как-то неласково покосился на Кольцова и побрел в обход холма.
На площадке колдовал с палаткой Субботин – извлек ее из чехла, развернул. Потом ему надоело работать, и он тоже куда-то испарился.
Кольцов присел покурить на край плиты. Гробить свои легкие туристам в принципе не возбранялось. Солнце завершало свой маршрут, застыло на западе, готовясь к падению. Оно еще не скрылось за горой – мерцало, затянутое пеленой, смотреть на него можно было, не защищая глаза.
Докурив, Михаил поднялся на площадку. Пистолет под курткой согревал, как грелка, успокаивал.
Субботин, отложив фотокамеру, ломал о колено ветки, бросал их в кучу. Люба расчищала площадку для костра. Часть волос выбилась из-под резинки на затылке, растеклась по плечу – она не замечала, закусила от усердия губу. Довгарь забивал в каменистую почву металлический колышек для палатки. Молоток срывался, бил по пальцам. Мужик бормотал под нос вполне литературные ругательства.
Подтянулся Троицкий, в шесть рук установили палатку, закрепили стяжки. Конструкцию перекосило – чего еще ожидать от неумелой интеллигенции?
– Не могу, постоянно зеваю, – пожаловался Артем, присаживаясь на камень. Он так зевнул, что чуть не вывихнул челюсть – Просто болезнь какая-то. Стоит оказаться на свежем воздухе – сразу начинается…
Они мялись в ожидании, ждали команды.
– На водопад-то идем? – неуверенно спросил Довгарь. – День не резиновый, скоро смеркаться начнет. Или ну его в баню, ложимся спать?
– Дмитрий Карпович вернется, и пойдем, – сказал Субботин и как-то озадаченно посмотрел по сторонам. Васильченко не было. Собрались все, кроме него.
– Заседает где-то, – неуверенно предположил Троицкий. – Ну, а что, дело хорошее, нужно все хорошенько обдумать… – он перехватил укоризненный взгляд девушки и смутился.
Теперь уже все заозирались. Васильченко не возвращался. Это было не похоже на него. Торопил народ, чтобы завершить мероприятие до сумерек, и вдруг пропал.
– Дмитрий Карпович, ау! – крикнула Люба. – Вы где?!
Стали кричать и другие. Замолчали, прислушиваясь. Становилось не по себе.
– Уснул, что ли? – досадливо крякнул Довгарь. – Может, пойдем не спеша – догонит? Ему-то, понятно, без интереса, он этот водопад уже вдоль и поперек знает.
– Как в школе, когда училка задерживается, – хмыкнул Субботин. – Двадцать минут ждем и уходим.
– Не, двадцать – это много, – возразила Люба. – Дмитрий Карпович, да где же вы?!
– Эх, пропащая душа, – покачал головой Субботин. – Ладно, пойдем искать. Не провалился же он сквозь землю…
За несколько минут облазили все окрестности, искричались. Беспокойство усиливалось. Не того характера был этот мужик, чтобы пускаться в розыгрыши.
Взвизгнул Субботин:
– Сюда! – у человека от волнения даже голос сорвался на фальцет.
Кинулись на площадку – где кричали? Вопль повторился. Да где же вы, мать вашу за ногу?!
Михаил сообразил – за северной скалой! Все бросились туда, отталкивая друг друга, полезли в узкую расщелину между скал. Открылся головокружительный вид на пропасть. Внизу, на дне ущелья, валялись гигантские булыжники, теснились невысокие скалы. Зеленела чахлая растительность. Наверху, между скалой и обрывом, валялись огрызки камней, но они не препятствовали проходу.
Субботин находился неподалеку, метрах в десяти. Он рискованно перегнулся, навалившись на зависшую над обрывом глыбу, всматривался вниз. Повернул к товарищам побелевшее лицо, пробормотал, заикаясь:
– Он здесь, товарищи… Вернее, там, внизу… Вот же проклятье, как такое могло случиться…
Подошли с опаской, прижались к шершавой скале. Вставать к обрыву решительно не хотелось. Михаил уже все понял, инстинктивно держался подальше от остальных. Высота была внушительной – кружилась голова. Обрыв здесь не был отвесным, состоял из узких террас, теоретически по нему можно было спуститься. Но для сорвавшегося в пропасть человека шансов не было – эти уступы не могли остановить падение.
Васильченко лежал внизу, на животе, одна рука была откинута, другая зажата
