Уиллоу посмотрела на нее. И сделала шаг назад.

— Это совершенно бессмысленно. Я не могу дать тебе ключ. Прости, но он может мне понадобиться.

— Я буду ждать тебя. Разве я не сказала это?

— Послушай, ничего личного.

Что-то пронеслось над лицом Селесты в тусклом пурпурном освещении. Свет сменился на желтый, мерцая в тенях под глазами Селесты, как жуткий фонарик. Кожа вокруг ее глаз и рта натянулась, напоминая маску.

Ее взгляд переместился на запястье Уиллоу.

Она бросилась на нее в тот самый момент, когда Уиллоу отпрыгнула назад. Селеста толкнула ее, и они обе упали. Селеста схватила ее за лодыжку. Уиллоу сильно ударила ногой, попав в мягкую плоть.

Селеста завизжала, но звук получился низким, задушенным.

Уиллоу поднялась на ноги, мозаичные плитки на тропинке меняли цвет от бледно-розового до шербетно-оранжевого и пульсирующего фиолетового. Она стояла на открытом месте, беззащитная. Любой террорист мог увидеть их с одного из балконов сверху. Уиллоу попятилась назад, к коралловым кустам.

— Сука! — Селеста прикоснулась к носу и вытерла руку о платье, оставив красную полосу. Кровь стекала по ее губе.

— Сама начала. — Слова едва успели сорваться с губ Уиллоу, как Селеста снова напала.

Селеста бросилась на нее, но споткнулась. Ее длинное платье все еще было мокрым. Облегающая ткань прилипла к бедрам, сковывая движения. Уиллоу легко увернулась.

Корабль качнулся. Селеста запнулась о выступающую плитку. Тяжело дыша, она упала на колени.

— Я быстрее тебя, — проворчала Уиллоу.

— Сука!

— Ты уже говорила. Это становится скучным.

Плечи Селесты опустились, лицо скривилось. Она уставилась на Уиллоу, огромными от ужаса глазами.

— Прости меня, ладно? Не оставляй в одиночестве. Пожалуйста.

Жалость кольнула сердце Уиллоу. Под шикарной одеждой и напускной самоуверенностью Селеста испугана так же, как и все остальные. Сейчас все они просто люди, их уравнял страх и отчаянное желание выжить.

— Тогда пойдем со мной. Но я уже говорила, что не буду прятаться. Я иду на четырнадцатую палубу, чтобы спасти своего брата.

— Это самоубийство.

— Может быть. Но я все равно пойду. Ты со мной?

Селеста напряглась.

— Ни за что. Нет.

— Тогда ничем не могу тебе помочь.

— Что же мне делать?

Уиллоу вздохнула.

— Постарайся добраться до спасательных шлюпок или спрячься поблизости. Будь осторожна.

Селеста просто уставилась на нее, на ее лице отразились растерянность и ужас.

— Ты правда собираешься туда подняться?

Уиллоу вздохнула.

— Да.

И ушла, оставив Селесту стоять на коленях на тропинке. Мысль об одиночестве нравилась ей не больше, чем Селесте. Но у нее нет выбора. Бенджи для нее важнее всего.

Она пробралась сквозь кусты, продвигаясь вперед так быстро, как только могла, не слишком раздвигая листву. Волоски на руках и затылке зудели. Может кто-то на одном из балконов наблюдал за ней через оптический прицел, собираясь нажать на курок?

Ноги дрожали. Уиллоу чувствовала слабость во всем теле, как будто мышцы вот-вот не выдержат. Она заставила себя переставлять одну ногу за другой. Она не могла сдаться. Просто не могла.

Дождь бил по прозрачной крыше. Гремел гром. Корабль раскачивался и кренился. Она споткнулась, ее лодыжка мучительно ныла.

Уиллоу знала наверняка только одно.

Она должна спасти своего брата.

Глава 35

Амелия

— Я должна тебя убить, — заявила Амелия. Она прижала лезвие к горлу Габриэля.

Он стоял перед ней на коленях, в его темных глазах пылала ярость.

Она победила. Впервые в жизни она победила. Она использовала его увлечение ею, заставив потерять бдительность. Теперь её ход. Она должна убить без пощады. Чтобы спасти себя.

Но она все еще колебалась.

За яростью и презрением в глазах Габриэля Амелия видела боль. Растерянность, обиду и беспомощность, сплетенные в клубок ярости. Часть ее сознания кричала, чтобы она вонзила нож в его шею. У нее есть на это полное право. Он террорист. Похититель. Убийца.

И все же.

— Я должна прикончить тебя, прежде чем ты расправишься со мной, — проговорила Амелия. — Ведь это все, что мы делаем? Обе стороны — каждая сторона — мы ненавидим друг друга и сражаемся и, когда у нас появляется шанс, мы наносим удар. А все наши разговоры — это просто борьба за позицию, поиск слабых мест. Мы не слушаем друг друга. Это не попытка понять или сделать что-то лучше.

Кровь стекала по его шее. Они стояли так близко, что Амелия могла видеть темную щетину на его лице, похожую на размазанный уголь, могла чувствовать его дыхание на своей щеке. Сияние голографических существ придавало его коже голубой оттенок.

— Просто сделай это, — прорычал Габриэль.

— Я еще не закончила. — Ей казалось, что она вот-вот распадется, тонкие нити ее души порвутся и улетучатся. — Я не хочу убивать тебя. Не хочу. Твой брат сказал, что ты хороший. Он сказал, что в тебе есть доброта. Он убеждал меня ее отыскать. Думаю, я нашла.

Габриэль не был злым. Она не верила в это. Не могла. Она читала людей всю свою жизнь, особенно своего отца. Габриэль совсем не походил на Деклана Блэка. Внутри Габриэля жило сострадание. Сочувствие, милосердие, доброта. Она видела это.

Габриэль был несовершенен. Его действия неправильны, но его дело — нет. Готовность Габриэля пожертвовать собой и умереть ради чего-то большего, чем он сам, взять на себя ответственность за будущее и бороться, чтобы изменить его к лучшему — Амелия уважала это, завидовала и хотела такого для себя.

Она не могла жить в крошечной коробке, которую построил для нее отец. Не могла мыслить как он, верить в его убеждения, делать только то, что он хотел, прекрасно играть роль, но никогда не жить по-настоящему, никогда не принимать собственных решений. Выбор требовал риска. И жертв.

Амелия тщательно контролировала слова, словно они могли самовольно сорваться с ее губ.

— Все, что я сказала раньше — правда. Каждое слово. Я прошу тебя пойти на огромный риск. Я прошу тебя измениться. Но нельзя требовать этого от тебя, если я сама не готова сделать то же самое?

Габриэль непонимающе уставился на нее.

Она убрала нож от его шеи. Сложила лезвие в рукоятку и протянула ему на раскрытой ладони.

— Вот я, иду на этот риск. И я нашла в тебе хорошее.

Амелия прислонилась к смотровому окну, отвернувшись от черной воды, бьющейся о стекло. Габриэль сидел рядом с ней, откинув голову назад и закрыв глаза. По крайней мере, на этот момент напряжение на его лице ослабло. Его ресницы трепетали на щеках, губы чуть приоткрылись. В тусклом свете он выглядел прекрасным — одновременно сильным и хрупким.