ли у тебя это получится. Я постарался сделать так, чтобы к тому моменту, когда ты узришь Истину, пища в твоем желудке переварилась полностью.

– И какова она, эта Истина? – спросил Саймон, после того как его желудок безуспешно попытался извергнуть несуществующее содержимое.

– Проведя долгое время в размышлениях, я вышел из той же самой двери, как и предсказал мне подвыпивший персидский поэт-суфий. Я вышел из той же двери, в которую когда-то вошел. Вот так, и даже не пытайся спорить со мной. Моя логика стройна и неопровержима, и зиждется на наблюдениях всей моей жизни.

Итак, слушай. Творец создал этот мир исключительно как развлекательное шоу для себя любимого. Иначе Вечность показалась бы ему слишком скучной. И он получает огромное удовольствие, наблюдая за болью, страданиями, смертоубийством – не меньшее, чем от любви. Возможно даже большее, поскольку ненависти, жадности и смертоубийств всегда больше, нежели любви. Точно так же, как я обожаю наблюдать в подзорную трубу за теми, кто идет ко мне, получая от этого садистское удовольствие, так и Он наслаждается комедиями и трагедиями созданных им существ.

– И это все? – спросил Саймон.

– И это все.

– Но ведь это давно известно! – воскликнул Саймон. – Я прочел сотню книг, в которых говорилось то же самое. Где же логика, где мудрость?

– Как только любой разумный человек согласится с существованием Творца, он придет именно к такому выводу. А теперь скажи мне, можешь ли ты на основе того, что ты наблюдал, со всей честностью заявить, что Творец относится к своим творениям, людям и не только, не как к актерам в драме, а как-то иначе? Кстати, большинство из них плохие актеры, и качественная драма – великая редкость.

Я делаю все, что в моих силах, чтобы поставить для него интересную пьесу, хотя, скажу честно, исключительно из эгоистичных соображений.

После этих слов Мофейслоп обратился к Одиомзваку:

– Принеси топор. Пес может напасть, хотя сейчас и прячется за трубой.

Слуга поспешил выполнить его приказ.

– Собачье мясо тоже вкусное, – заметил Мофейслоп. – Приятное разнообразие нашего рациона.

– Ты каннибал! – рявкнул Саймон.

– Я бы так не сказал, – возразил мудрец. – Каннибализм – это употребление в пищу мяса своих сородичей. Мы же с тобой принадлежим к разным биологическим видам. Даже докальцы мне неродные братья. Хотя я и произошел от них, я от них отличаюсь, как они отличаются от обезьян, от которых когда-то произошли. Мой интеллект намного превосходит их интеллект, и вопрос не только в степени превосходства, но и в его качестве.

– Чушь собачья! – воскликнул Саймон. – Такие речи можно услышать от студента-второкурсника. Но и он расстается с ними по достижении зрелости.

– Старости, ты хотел сказать, – усмехнулся Мофейслоп. – Он стареет, он боится смерти. Он смеется над тем, что когда-то думал, хотя это и была Истина. Но его смех проистекает от страха. Страха, что в молодости он был прав.

– Надеюсь, ты не пытаешься заговорить меня до смерти?

Мофейслоп улыбнулся.

– О, вскоре ты пожалеешь, что я этого не сделал.

– Я скажу тебе, почему ты так поступаешь! – крикнул Саймон. – Ты ненавидишь людей, так как они насмехались над тобой, когда ты был молод. Ты никак не мог избавиться от привычки сосать собственный хвост.

Сжав кулаки, Мофейслоп вскочил с кресла. Лицо его побагровело, голова тряслась.

– Кто тебе это сказал? – взвизгнул он. – Одиомзвак?

Вообще-то, Саймон догадался сам. Однако без зазрения совести солгал, в надежде на то, что это поможет ему оттянуть неизбежный момент.

– Да, он сказал мне сегодня утром, когда мы с ним ходили на луг.

– Убью вонючего урода! – заявил Мофейслоп. Однако снова сел за стол и, поборов в себе гнев, фальшиво улыбнулся. – Ты, конечно, лжешь. В любом случае, ты больше никому об этом не расскажешь. А Одиомзвак мне нужен.

Саймон посмотрел поверх парапета на горы и долины, а затем на небо. Оно было голубым, как глаза младенца. Воздух был чист, как его совесть. Новорожденный ветерок тихо похныкивал Саймону в ухо. Солнце светило ярко и напоминало улыбку любящей матери.

Внезапно в голубых младенческих глазах появились какие-то точки. Постепенно они увеличились в размерах, и Саймон понял: это стервятники. Они с криками кружились на расстоянии многих миль. Еще несколько минут назад им было нечем поживиться, как вдруг… Умиротворенности утра как не бывало. Они неслись сюда, влекомые запахом смерти.

Но даже в этот момент Саймон был настроен на поэтический лад. Он был человеком привычки, главным образом дурной. С другой стороны, с хорошей привычкой расстаться легко, от дурной просто так не избавишься.

Вонь Одиомзвака шествовала впереди звуков его шагов. Слуга возник в поле зрения с огромным тяжелым топором на плече..

– Мне убить пса прямо сейчас?

Мофейслоп кивнул, и слуга зашаркал к трубе. Его хозяин взял небольшой искривленный нож, похожий на хирургический инструмент.

– Послушай, если ты убьешь меня, то через неделю сам будешь мертв, – в очередной раз солгал Саймон.

– Это почему же? – спросил мудрец, поднимая густые брови, как будто они мешали ему смотреть.

– Потому что прежде чем прийти сюда, я оставил на орбите небольшой наблюдательный спутник. Он находится высоко, поэтому тебе не виден. И он следит за всем, что происходит здесь. Если он не увидит, что я уйду отсюда через несколько дней, он доложит моей партнерше на корабле, который сейчас ждет в столице. Она тотчас примчится сюда, чтобы узнать, что произошло. И тогда твоя песенка спета!

Мофейслоп задумчиво прищурился.

– Сомневаюсь, что ты говоришь правду. Но на всякий случай… Одиомзвак, иди сюда.

Саймон вновь учуял слугу и услышал позади себя щелчок. Стальные наручники вновь скрылись обратно в подлокотниках кресла. Одиомзвак встал рядом, держа наготове топор. Мофейслоп положил руку на рукоятку кинжала.

– Позови своего пса, – сказал он Саймону, – а ты отведи его внутрь. Но только медленно, и никаких фокусов.

– Вдруг он перемахнет через парапет, как тот, последний? – захныкал Одиомзвак.

– Тогда ты прыгнешь следом за ним, как тогда, – ответил мудрец. – В любом случае, это пошло ему только на пользу. Отбитое мясо стало гораздо нежнее.

– От того, что вы убьете меня внутри, вам не будет никакого проку, – сказал Саймон. – Пусть спутник вас не увидит, однако он доложит, что я отсюда не вышел.

– О, я лично прослежу за тем, чтобы ты покинул мой дом и вошел в Йетгульский лес, – весело произнес Мофейслоп. – Я оденусь в твою одежду и загримируюсь, чтобы быть похожим на тебя. Из леса я выйду уже как кто-то другой и скажу твой партнерше, что ты погиб по пути отсюда.

– А