Шрифт:
Закладка:
Но наступает ночь; пора и в путь;
Ты видел все, что было в нашей власти.
Глава девятая. Чистилище
Но что если? Если он действительно прошел подлинно романтическим путем? если он на самом деле подчинил свой ум и образы, рождаемые им? если его воображение, приостановившись на пороге, все же решило попытаться отобразить то, что вне его? если он решил подчинить свою жизнь вере? Данте полагал, что сможет воплотить в поэзии Путь Утверждения Образов. Он понял, что в этом и заключается функция, ради которой он был призван в мир. Для того чтобы получить чисто эстетическое удовольствие от поэмы, нам вовсе не обязательно знать ответ на вопрос: а возможен ли такой Путь вообще. Но без решения этого вопроса мы едва ли станем действительно цивилизованными людьми. Данте мог бы достичь славы поэта, не выходя за пределы общепринятых норм, правда тогда он стал бы просто еще одним поэтом. Но он выбрал другой путь.
Он восхотел свободы, столь бесценной,
Как знают все, кто жизнь ей отдает.
Прав он был или нет, знает только он сам.
«Комедия» продолжается, вернее, начинается снова. Данте никуда бы не пришел, если бы не выбрал трудный подъем на Гору. Теперь перед ним новая гора, расположенная на острове. До встречи с Вергилием жизнь его напоминала фрагмент бесконечного коловращения, как и жизнь многих других людей. Но теперь образ острова и безлюдность предстоящего им подъема только подчеркивает обособленность поэта. В молодости Данте готов был называть Беатриче «причиной и поводом всех радостей». Это обычно для большинства влюбленных, и здесь новая вершина вызывает у Данте такие же чувства. В этом смысле Беатриче и Гора Чистилища едины.
Между мохнатыми бедрами сатаны, цепляясь за спутанные космы, поэты начинают свое восхождение из ада — «из самого худшего», что есть в мире. Сам Вергилий, «тяжело дыша», наконец проводит Данте через расселину в камне в новый «малый круг». Оттуда они поднимаются, следуя вдоль берега реки. Река — это Лета, а поскольку поэты идут против ее течения, значит, они движутся от беспамятства к воспоминаниям и, наконец, выходят, чтобы «вновь узреть светила». Они видят звезды — символ совершенства Божьего мира. Венера, «маяк любви, прекрасная планета, // Зажгла восток улыбкою лучей». Четыре новые звезды сияют на западе, «чей отсвет первых озарял людей» еще в райском саду. Мертвый воздух ада остался позади; повсюду разлито обещание восторга, и теперь мертвая в аду поэзия снова может начать говорить.
Пусть мертвое воскреснет песнопенье,
Святые Музы, — я взываю к вам...
Круги грешников остались позади. Здесь далеко видно. Теперь перед Данте открывается качество вечности. Оно доступно лишь через веру и покаяние. Только они оказываются действенными на Пути Утверждения Образов. Здесь образы очищаются от наносного, вернее, очищается разум, видящий образы. Образы невидимы до тех пор, пока не появляются звезды, то есть не достигнута определенная стадия совершенства. Но на земле каждый стоит у подножия горы памяти и смирения, и ничто не мешает человеку начать свое восхождение. Он просто должен перестать выбирать образы из тех, что ему нравятся, должен принять их такими, какие они есть, какими их создал Бог; то есть он должен (по возможности) смотреть на них как бы вместе с Богом. А для этого необходимо оставить все злые помыслы, сосредоточившись на воле небес, ибо они решают, как надлежит поступать в каждом конкретном случае.
И в Чистилище Вергилий продолжает осуществлять функцию руководителя. Можно было ожидать, что дальнейший путь возглавит сама Беатриче, но этого не происходит, и тому есть веские поэтические причины. Во-первых, слишком частое появление Беатриче повредило бы всей поэме. И без того поэтические проблемы общения с Беатриче на небесах довольно не просты; не стоит осложнять повествование раньше времени. Во-вторых, тема Беатриче (или, точнее, ее и Дамы Окна) в «Пире» напоминает путешествие поэтов. Если бы она еще и вела их через Чистилище, повторов не избежать. В-третьих, еще не полностью очищенный ум Данте пока не готов к встрече со сверхъестественной силой. Когда он сможет ясно видеть образы, тогда он и увидит ее снова; вспыхнувшее в нем раннее пламя любви должно воспламенить ее «вторую красоту», «isplendor di viva luce eterna» («великолепие живого вечного света»). Беатриче снова должна стать тем, кем была раньше — первым из вечных образов. Тогда Вергилий уступит свою роль проводника, тогда, но не раньше. О четвертой причине мы уже говорили. Сама Беатриче — это вершина. Она, как и многие ее сестры, были для своих мужчин средством очищения. Мы не хотим здесь оскорбить институт брака или любой другой формы обожания, как, впрочем, и любой другой вариант развития событий после встречи со своим предметом обожания. Беатриче должна была умереть, чтобы, пройдя очищение, вновь явиться уже в форме божественной сущности. Но было бы неуместно сразу переходить к ее омытому состоянию, говорить о нем следует только в раю.
Топография Чистилища не является полной противоположностью Ада, хотя по существу это так и есть. Дело в том, что Ад не просто противопоставлен Небесам. Небеса — это абсолютная вещь; Чистилище — подход к нему, причем подход правильный. В Аду все иначе. Грехи — просто искажение добродетелей. Фундаментальное отличие Ада в другом. О Боге говорят, что «Он нуждается только в Себе», и это для Него единственная необходимость. Ад — это сборище духов, которые хотят, чтобы нуждались в них. А Чистилище — это растущее осознание того, что в нас нет необходимости, за исключением того, что мы действительно объединены с первичной и единственной Необходимостью. «Если бы Бога не существовало, Его следовало бы выдумать», — сказал Вольтер; — увы, необходимость Бога мог бы по-настоящему удовлетворить только Он Сам. Мы можем тешить себя иллюзией, что
