И только вмешательство Мори… моего опекуна спасло меня от смерти и позора – не знаю даже, что страшнее!

– Почему вы не сообщили об этом вчера? – нахмурился судья. – Почему я только сейчас слышу об этом?

– Потому что я – слабая девушка безо всякой защиты! – почти выкрикнула я ему в лицо. – Которую каждый старается обидеть или обокрасть! Вчера я снова поддалась своей природной мягкости и не стала заявлять на Рубертунов, чтобы не позорить соседей и решить всё миром. Но мои соседи, как видно, не знают таких слов как «мир», «милосердие» и «порядочность». И после вчерашнего они ещё осмелились подать вам жалобу?!

– Тише, тише, не надо волноваться, – господин Диплок посмотрел на меня с беспокойством. – Я разберусь в этом, но лучше бы мне поговорить с сэром…

– Нет, вы будете говорить со мной! – опять перебила я его. – И никто не посмеет привлечь сэра Мюфла к ответственности! Потому что он единственный здесь, кто поступил так, как велят небеса – защитил меня! Сироту и слабую женщину, если вы позабыли! – я уже почти кричала, и на мой крик слуги испуганно выглядывали из овчарни и сараев, но мне было уже всё равно – пусть сам король вылезет сейчас из погреба и упрекнёт меня в неподобающем поведении. – И если вы посмеете… я… Я подам королевскую жалобу, если вы начнёте дело против сэра Мюфла!.. Я дойду до Высокого суда, до Верховного Понтифика, до Господа Бога, если понадобится!.. Потому что терпеть такую несправедливость… – я замолчала, тяжело дыша и не зная, чем ещё пригрозить.

– Успокойтесь, – снова призвал меня к благоразумию судья. – Сделаем так – сначала я поговорю с Рубертунами… А вы не волнуйтесь, дорогая леди. Держите себя в руках. И пусть ваш опекун выздоравливает. Думаю, пока мне нет необходимости беседовать с ним. Всего хорошего, я сообщу о своём решении, – он поклонился и забрался в седло, поглядывая на меня искоса и хмуро.

Когда судейская лошадь исчезла за воротами, помахивая хвостом, я выдохнула. И оглянулась.

Слуги мигом скрылись в постройках – словно их и не было. Остался только один человек – он стоял на крыльце, держась за перила. Это был сэр Мюфла – в одной лишь рубашке, едва доходившей ему до середины бедра, босой и с повязкой на ляжке.

– Вы почему встали?! – напустилась я на него. – Вам сказано было – лежать и не вставать! А если швы разойдутся? Бертиль так старалась над вами, а вы… Вы почему не уважаете чужой труд?

Я взбежала по ступенькам и схватила рыцаря за локоть, стараясь затащить в замок, но сдвинуть с места этого человека мне было не под силу. Тут и трое крепких мужчин бы не справились. После нескольких безуспешных попыток я в сердцах ткнула упрямого сэра Барана в бок кулаком и расплакалась – жалко и позорно. И готова была саму себя ткнуть за это кулаком.

– Ну-ка, не плачьте, – услышала я голос Мориса – растерянный и даже… немного испуганный. – Идите сюда, – крепкие мужские руки осторожно обняли меня, притягивая к себе.

Прижавшись щекой к его груди, я дала волю слезам, уже не заботясь о том, что меня могут увидеть слуги. Хотя, хороша госпожа Сегюра – сначала кричит на судью, а потом ревёт на крылечке в объятиях полуголого мужчины… Щекой я почувствовала, что рыцарь опять надел ладанку – я через рубашку ощутила кожаный мешочек на шнурке.

– Не плачьте, – неловко утешил меня рыцарь, и я почувствовала, как он гладит меня по затылку – как медведь стеклянную статуэтку, – я… а, чёрт… не знаю даже, что сказать… Я… вы… вы меня поразили, Маргарет.

– Это не нарочно, можете поверить, – мне страшно не хотелось отрываться от него, но пришлось.

Слёзы уже закончились, а больше повода прижиматься к нему не было.

– Идёмте в дом, – сказала я сердито. – Если швы разойдутся…

– Я должен поблагодарить вас, – он взял меня за плечи, потом за локти, потом за запястья, а потом поднёс мои руки к своим губам и поцеловал осторожно, как гладил, и будто боялся, что я его оттолкну.

Мы уже столько раз целовались, и касались друг друга так близко, что и вспомнить страшно, но вот этот нежный и целомудренный поцелуй потряс меня сильнее, чем наши любовные игры на фиалковом лугу…

– За что?.. – прошептала я, разом потеряв способность думать, слышать и дышать.

– Вы защищали меня… – он запнулся, и прокашлялся. – На самом деле я не хотел… Вернее, хотел… А, опять не то!..

Он так явно расстроился оттого, что не смог подобрать нужных слов, что мне стало смешно. И сразу мир вокруг зазвенел, ожил, и жизнь потекла прежним течением.

– Было бы странно и неблагодарно с моей стороны поступить иначе, – сказала я рыцарю. – После того, что вы сделали для меня, это было меньшее, что могла сделать я. А теперь вернитесь в постель. Иначе Бертиль меня отравит за то, что я плохо заботилась о её больном.

Я взяла Мориса за руку и повела в замок, и на этот раз храбрый и упрямый сэр Баран не стал противиться, а пошёл за мной послушно, как новорождённый ягнёнок.

Несколько дней он, и правда, был послушным ягнёнком. Прекратил спорить и доводить меня до бешенства своей самоуверенностью, послушно принимал все лекарства, позволял осмотреть и перевязать рану. Единственное, чего я не могла заставить его делать – это лежать в постели.

– Я вам, что ли, слабак какой-нибудь, леди? – ворчал он каждое утро, когда я просила его поберечься.

Эти несколько дней он не отходил от меня ни на шаг, и хотя я сердилась, что ему вредно ходить, потому что швы могут разойтись – втайне была довольна и даже счастлива. Потому что наблюдать, как сэр Мюфла постоянно следит за мной взглядом, было очень приятно. Он смотрел жадными глазами, но на мою честь больше не покушался, и это тоже с одной стороны радовало, а с другой огорчало. Немножко, но огорчало. Потому что я-то ни на секунду не забывала о наших поцелуях на лугу и о том, каким красивым было его тело, когда он ожидал любви и страсти, пока я привязывала его к кровати.

Но пусть мы сейчас и не