Шрифт:
Закладка:
— Ди, малышка…
— Мам, перестань, — жестко ответила я ей. — Эти деньги не принадлежат ни мне, ни тебе. Смирись, я все до фунта верну Алексу.
И она сорвалась.
— Ну и дура! — кричала она мне в спину, потому что я решила сбежать наверх. Не хотелось больше участвовать в этом тягостном разговоре. — Боже, ну ты и дура! А Дэвид — проклятый маразматик! Сволочь! Сволочь! Сволочь!
Звон битой посуды, ее яростные крики, грохот падающих вещей. Я убежала от всего этого в свою комнату, захлопнув дверь и обессилено упав на кровать.
Ну когда моя жизнь наладится? Ну когда в ней будет порядок?
ДИАНА
В день похорон стояла унылая и хмурая погода. Снег так и не спешил выпадать, зато его с удовольствием заменил мелкий и неприятный дождь, проливаясь с серого неба с самого утра.
Мне предстояло встретиться с ненавистными одноклассниками, они, наверняка, вместе с родителями придут на церемонию погребения.
Все еще не верилось, что Дэвида Торнхилла больше нет. Он сыграл огромную роль в моей судьбе, всего лишь подойдя ко мне на улице Джорджтауна знойным днем с крупной купюрой. Как все закрутилось… Не смотря ни на что, я благодарна ему. Если бы не он, кто знает, как бы мы сейчас жили… И жили бы?..
— Ди, малышка, может замажем твой синяк тональным кремом? У меня как раз есть новенький, премиум-класса. У него отличная укрывистость.
— Нет необходимости, — буркнула я.
Мать суетилась около меня все утро, выбирала, что мне надеть. Гардероб, впрочем, у меня был довольно скудный, поэтому она вытаскивала на свет божий свои платья. Все яркое, пестрое, хотя сегодня нам обеим нужны сдержанные туалеты.
— Мам, я это не надену. Слишком… открытое, — возмутилась я при виде платья с откровенным декольте.
— Больше черного нет.
— Ну и ладно. У меня есть темно-синее платье…
— То старье, в котором ты выглядишь как воспитанница монастыря? — скривилась мать.
Я вздохнула.
— Мам, это похороны.
— Но на тебя будут все смотреть!
— И пусть смотрят. В нарядном платье на похоронах человека, который оставил все свое состояние мне, я буду смотреться слишком вопиюще и нагло, не находишь?.
Убирая платья в шкаф, она с готовностью закивала головой.
— Ох, ты права, доченька. Еще подумают, что ты празднуешь, — захихикала она.
Мне лишь оставалось неверяще коситься на нее. С ума сойти.
И вот, надев приглушенное синее платье и сверху разбавив это черной шалью, я отправилась вместе с матерью на прощальную церемонию в церковь. На черном «Роллс-Ройсе» нас отвез туда личный водитель.
Когда экономка спрашивала меня, что приготовить на обед, я удивленно на нее уставилась. Было непривычно, что об этом спрашивают меня. Ведь я теперь хозяйка всего этого. Мать-то и дело командовала на кухне, но слуги все уточняли у меня.
От всего этого мне было не по себе, я растерянно кивала головой, соглашаясь с меню на ближайшие дни. Лучше бы они все и дальше отдыхали на выходных. И почему их так много?
Особняк Торнхиллов, конечно, огромный, но количество прислуги все равно зашкаливает. Впрочем, кажется, и сам мистер Торнхилл уставал от чужих людей в доме — на выходные он неизменно отпускал всех разом. Особняк погружался в тишину…
И если меня навалившаяся ответственность пугала, то мать ходила вечно раздраженная и недовольная. Тем, что у руля, грубо говоря, оказалась не она.
— Согласовывай все со мной, — настаивала она. — Обдурят тебя. Ничего не подписывай.
У нее разыгралась целая паранойя на тему того, что под шумок слуги будут подсовывать мне чеки на подпись. Я старалась все это игнорировать и не забивать себе голову беспочвенными домыслами матери.
У церкви было много машин. Люди выходили и спешили раскрыть зонты. В такую непогоду на улице никто не задерживался, быстро заходили внутрь. Но на въезжающий на территорию католической церкви «Роллс-Ройс» все обернулись.
Было чертовски не по себе.
Запахнувшись сильнее в свой плащ, я нехотя вылезла вслед за матерью. Будь моя воля, не вышла бы из дому. Ведь все будут смотреть…
Но еще был мистер Торнхилл. Которого я, как оказалось, совсем не знала. Мне было грустно и печально от того, что я его боялась. Я сожалела.
Теперь я уже никогда не смогу поговорить с ним. Взглянуть в его добрую улыбку. Пусть черные мысли на сегодня уйдут. Он все равно был моим другом. Он все равно был рядом. Он протянул мне руку. И мистер Торнхилл стал первым в моей жизни человеком, на которого я могла опереться. Он был моей поддержкой. Тогда как мать ею до сих пор не стала.
Я вспоминаю с теплотой в душе наш день на пляже. Широкую белозубую улыбку и морщинки вокруг глаз. Растрепанные светлые волосы, которые потом мгновенно намокли под дождем. Помню, как он смотрел на бескрайний океан и говорил мне:
— Перед нами целая вселенная, представляешь? Вот это голубое небо и бирюзовая вода. Горячий песок. Это благодать Господа Бога, Ди. Это главное богатство в жизни. Возможность дышать этим воздухом и чувствовать под ладонями как пересыпается песок.
— Значит, я тоже богатая, — засмеялась я тогда. — Потому что это небо и океан такое же мое, как и ваше.
Мужчина улыбнулся.
— Так и есть, Ди. Ты по многим параметрам самый богатый человек на планете. Ведь богатства не исчисляются деньгами. Деньги это бумажки. Да, на них можно купить бургер или одежду. Но ты никогда не купишь это небо. Или этот песок. Это никогда не станет твоим единолично.
Дэвид Торнхилл был отчаянным мечтателем. Со своими странностями. Мне нравилось слушать его голос, со мной он всегда говорил открыто. Говорил как есть.
Это потом мы отдалились и, находясь в одной комнате, молчали… Но об этом я сегодня не буду вспоминать.
Он никогда не был плохим по отношению ко мне. Даже минуты его безумия я простила ему.
И вы меня простите, мистер Торнхилл. За то, что так сильно повлияла на вашу жизнь наша встреча…
— Ты идешь, Ди? Чего встала, как вкопанная? — меня окликает мать, которая стоит у дверей и нетерпеливо топчется под зонтом.
Очнувшись от своих мыслей, я отправилась за ней, только сейчас заметив сверкающие вспышки камер.
Взгляды, взгляды, взгляды. Сотни пар глаз, уставившихся мне в спину, провожали до первого ряда скамеек.
Все знали. Новость уже давно прогремела на всех телеканалах. Я — наследница миллиардов семьи Торнхиллов, утеревшая нос родному сыночку миллиардера.
Мать шла по проходу, гордо задрав подбородок и поджав губы. Я молча шла за ней.
В первом ряду только я, мать, Алекс Торнхилл и… его мать. Лора Торнхилл. Наши семьи разделяет проход.