Нужно ли было глубже погрузить его в сабспейс?

Но он впитывал то, что она сказала ему, в какой-то степени пытаясь переварить и усвоить эти мысли. Его защитные инстинкты были снижены. А сопротивление разума ослаблено, поэтому ее слова проникали глубже.

Она ждала.

— Он умер, — в глазах Бена стояли слезы.

Горе великодушного человека, который искренне любил, наконец-то всплыло на поверхность, и ее сердце было разбито из-за него. Она притянула Бена к себе, обняла и положила его голову себе на плечо, когда он затрясся.

— Это больно, я знаю, — прошептала она. Терять кого-то очень больно. Ни одна боль не сравнится с этой.

Он обнял ее в ответ, притянув к себе так сильно, что ей стало трудно дышать.

— Тише, — она просто продолжала крепко обнимать его, сердце к сердцу. Она могла бы обнимать его вечно, если нужно.

Но, в конце концов, он отодвинулся. Задышал глубже. И энергетика, исходившая от него, изменилась. Он выходил из сабспейса. Из отчаяния.

Она нежно погладила его по спине и плечам, возвращая его в этот мир. Реальность могла быть тяжелой. Но, возможно, в ее силах было одновременно облегчить переход и вернуть ему радость жизни.

Когда он поднял голову, чтобы оглядеться, она взяла его за правую руку.

Его золотисто-карие глаза встретились с ее глазами.

Скользнув его ладонью вниз по ее талии, она сомкнула его большой и указательный пальцы на завязке своих трусиков… и потянула вниз. Когда узелок развязался, она провела его рукой по своей обнаженной коже. А потом она взяла его левую руку и положила на завязку с правой стороны.

И он уже без помощи потянул за тесемки.

Его член, который все это время стоял, налился и потяжелел. Удлинился. Он даже не заметил, как она заменила стальную клетку на презерватив.

Анна слегка приподнялась и стянула стринги, а затем сменила позицию так, чтобы головка члена прижалась к влажному входу.

Когда он напрягся, она замерла… прямо в этой позе… и наклонилась вперед, чтобы поцеловать его.

Теплые губы Анны накрыли рот Бена. Но все его внимание было сосредоточено на одном месте, где ее горячая киска прижималась к самому кончику его члена. Только к гребаной головке.

Член снова налился кровью, горел и пульсировал, и он горел желанием толкнуться в нее. Пока она лишь дразнила его.

Его руки все еще лежали на ее бедрах. Он подвинул ее, поменяв положение ее тела и затем рывком вошел, погружаясь по самое основание.

Бля-я-я-я-я-ять. Его измученный чувствительный член, казалось, был охвачен жидким огнем. К нему устремился новый приток крови, делая его невероятно болезненно напряженным. Голова Бена ударилась о спинку кресла, он содрогнулся.

А она хохотала. Госпожа-садистка.

Ему никогда еще не было так больно и в то же время так хорошо.

Мышцы ее бедер напрягались, когда она двигалась вверх, и от скольжения ее влажной киски по его коже у него практически закатывались глаза.

Вверх, вниз.

— Я не могу… — больше держаться. Но он должен. Никогда не бросай своих — свою женщину. Позволив ей задавать ритм, он ласкал большими пальцами ее влажный клитор, потирая его по бокам и скользя сверху.

Ее киска сжалась. Да, ей это нравилось.

Черт, ему тоже. Он стиснул зубы, борясь с желанием кончить. Держись.

Клитор увеличился в размерах, ее бедра дрожали, и она ускорила темп.

А затем чувственно кончила, выгнув спину в движении, красивая, как сама жизнь.

Он с восхищением наблюдал за ней, благоговея, и когда она открыла глаза, свет в них был подобен облакам, открывающимся солнцу после бури.

— Кончай, Бенджамин. Ты достаточно долго ждал, — она прижалась к нему, положила руки ему на грудь, двигаясь вверх и вниз, потираясь об него при каждом движении.

Ощущения захлестнули его, словно наполнив пересохшее озеро до краев, прорвали плотину и вырвались наружу. Он кончил. Блять, он кончил. Каждая потрясающая судорога выбрасывала расплавленную жидкость, столь горячую, что она соперничала с его членом, объятым огнем. Жар был повсюду. Удовольствие было таким сильным, что он увидел звезды, взрывающиеся во Вселенной.

Весь в поту, он посмотрел в ее бесконечно глубокие глаза и увидел ямочки на щеках. А потом и ее улыбку.

Да. Он хотел жить.

И он снова ослаб. Анне пришлось его одеть, сложно сказать, как у нее это получилось. Не будучи уверена в его способности сохранять равновесие, она спустила его на первый этаж в крошечном лифте.

Когда они проходили через главный зал, шум и суета заставили его задрожать. Она остановилась и схватила одеяло с одной из скамеек. Обернув одеяло вокруг Бена, Анна прильнула к нему и позволила теплу своего тела успокоить его.

— Бенджамин, посмотри на меня.

Он смотрел на нее все еще стеклянным взглядом и вымученно улыбнулся.

— Простите, Мэм. Я буду в порядке через минуту.

Может, потребуется немного больше минуты. Она закинула его руку себе на плечо и крепко прижала к себе, возвращая его тело в реальность. Она не только услышала, но и почувствовала его вздох. Да, ему нужно от нее нечто большее.

Анна заметила, что Каллен наблюдает за ней с другого конца комнаты, и его лицо было явно напряжено. Несомненно, он беспокоился, что злая Госпожа причинила боль их сторожевому псу.

Она отвернулась.

— Я забираю тебя к себе домой, — сказала она Бену.

Он отстранился и нахмурился.

— Я… — он нахмурил брови, и через секунду продолжил: — Бронкс дома. Не могу оставить его на всю ночь одного. Его надо выгулять.

— Тогда мы поедем к тебе домой.

****

Бен открыл перед ней складскую дверь, и Анна на шаг отступила от бросившегося ей навстречу пса.

— Привет, Бронкс, — улыбаясь, она опустилась на колени, чтобы прижать ретривера к себе. Его мягкий мех щекотал ее лицо, а хвост хлестал ее по руке от восторга. — Ты такой милый.

— Пошли гулять, приятель? — спросил Бен.

Очевидно, поняв вопрос, Бронкс пробежал мимо стоящего в дверях Бена. Когда-то окрестные улицы были застроены старыми кирпичными промышленными зданиями, и теперь это место эволюционировало в богемный район. Но этой поздней ночью все улицы принадлежали Бронксу.

Пока Бен наблюдал за своим псом, Анна наблюдала за мужчиной. Да, он снова был в норме. Он был в порядке.

Она прошла к центру небольшого склада и повернулась по кругу. В задней половине второй этаж образовывал открытую мансарду. Весь фасад здания состоял сплошь из окон, вплоть до крыши. Деревянные полы были гладко отшлифованы и так качественно покрыты лаком, что она понимала, почему