Лорел

Настоящее время.

Мы двигались так, словно земля Кадера была усеяна минами. Не было прямого пути, когда мы шли по его собственности, намеренно избегая датчиков, которые он установил. Все это время его шея была прямой, плечи расправленными, а челюсти сжатыми. Каждый хруст подлеска и каждая сломанная ветка заставляли его поворачивать голову и сканировать окрестность.

С тех пор как мы выбрались из заполненной туманом низины, не было никаких признаков воздушного судна: ни самолета, ни вертолета. Если бы мы не были в смертельной опасности, красотой его земли можно было бы наслаждаться дольше. Ощущение, когда мы вышли из тумана и двинулись над ним, было непохоже ни на одно из прошлых ощущений. Как будто мы стояли над облаками на краю гигантского кратера.

С тех пор мы спустились к линиям деревьев и краям хребтов, нас скрывали скалистые уступы. Я не была уверена, как долго мы шли, только то, что мои ноги и ступни не привыкли к упражнениям. Раньше я бегала, но, с тех пор как проснулась в подвале того отвратительного дома, мои упражнения были в основном связаны с сексом. Я не жаловалась, кроме того, что это была неподходящая тренировка для пеших прогулок с пятнадцатифунтовой курткой и теннисными туфлями по пересеченной местности.

Когда я остановилась и посмотрела на голубое небо, то оценила, что, по крайней мере, выглянуло солнце и потеплело.

— Как далеко еще? — спросила я, мои руки опустились на бедра, и я вдохнула.

— Мы приближаемся к территории Джека с дальнего западного края моей собственности.

— И никто нас не видит?

Вместо ответа он продолжил:

— Там есть старая шахта, построенная давным-давно, она выходит в основание оврага. Если мы незаметно спустимся к её отверстию, сможем переместиться под землю, защищенные как от визуальных, так и от тепловых датчиков. — Он пожал плечами. — Это старый лабиринт, но если я смогу сохранить чувство направления, то найду ход, который ведет к сараю рядом с домом Джека. Все концы — выходы и входы — были заблокированы много лет назад. Это случилось задолго до того, как мы здесь поселились. Я уверен, при правильной мотивации я могу либо сломать деревянные барьеры, либо взломать замки. Я пытаюсь вспомнить старые чертежи, которые не видел много лет.

Мою кожу покалывало.

— Шахта? Что-то похоже на старую угольную шахту? Звучит небезопасно. — Мои мысли вернулись к паукам и змеям и всем опасностям, о которых упоминал Кадер, пытаясь напугать меня несколько недель назад. — А как насчет жуков?

— Мы больше, чем жуки, и здесь не добывали уголь. Здесь добывали кварц. К концу 1800-х годов в этом штате было значительное количество кварцевых рудников.

— Это все еще не говорит мне, что они безопасны.

Кадер потянулся к моей руке.

— Если за моей землей следят, я не думаю, что можно незаметно приблизиться к дому Джека и другим зданиям поблизости. Это я виноват. Любой, кто придет с дороги, будет на виду. Мы так организовали охрану. Не то чтобы мы забыли о шахтах, просто, чтобы войти в них, нужно находиться на территории. Не было необходимости повышать их безопасность.

Он сглотнул и провел рукой по волосам.

Что-то было в выражении его лица.

— О чем ты думаешь?

Он выдохнул.

— Думаю, что если дождь в то утро в сочетании с весенним сходом с гор затопили вход, мы потеряли и эту возможность. Надеюсь, вода не попала в шахты.

Я покачала головой.

— Нет, Кадер.

Казалось, что Кадер — это имя, к которому я возвращалась, когда мои мысли метались.

— Люди умирают в затопленных пещерах и шахтах. И что конкретно означает конец 1800-х?

— Кажется, я как-то видел на чертежах 1870 год.

Я наклонилась ближе и посмотрела ему в лицо. С моего нового ракурса была видна отросшая за несколько дней щетина на его шее, подбородке и щеках. Выше, его зеленые глаза посмотрели на меня своим лазерным прицелом. Кивнув, я положила голову ему на грудь и утешилась ровным стуком его сердца.

Руки Кадера обвились вокруг меня.

— Лорел, мы здесь слепы. Технологии были моим другом с тех пор, как я себя помню, даже раньше, чем я себя помнил. Это выживание. В мой дом наверняка проникли, в мою систему наблюдения тоже. Я не знаю, был ли кто-нибудь еще, но потеря твоей записной книжки меня беспокоит. Единственная причина, по которой нам разрешили войти в гараж, заключалась в том, что человек или лица, ответственные за это, думали, что мы уедем в фургоне к реке. Они допустили это, потому что верили, что мы оставляем след, по которому они могли нас найти. То, что мы уехали на грузовике, не входило в их планы. Вот почему дверь гаража закрылась. Эта система не только должна была быть безотказной, но и была создана с возможностью прогнозировать события. — Он откинулся назад и приподнял мой подбородок. — Я запрограммировал это. Это означает, что система предвосхищает мой следующий шаг. По этой причине мне теперь приходится отбросить свои первые мысли и положиться на интуицию. Если я прав и за нами охотятся, то это партизанская война. Я не знаю, сколько людей в этом замешано.

С каждым его предложением мои колени слабели, а пустой желудок сводило судорогой. Когда слезы наполнили глаза, я спросила:

— Почему? Почему это происходит со мной? Исследования прекращены. Расс мертв. Эрик мертв. Я скучаю… — Одна мысль пришла мне в голову. — Ты должен был предъявить доказательства моей смерти. Ты сделал это?

— Я подбросил улики. Твоя рубашка, та, что с кровью, и поврежденный мобильный телефон скоро должны быть обнаружены в большом мусорном баке на территории университетского городка. Это не доказательство смерти, но это наводит на мысль о преступлении, а не просто о пропаже.

Я посмотрела на свою ладонь. Вчерашняя повязка была грязной, но рана под ней все еще была такой чистой, какой только могла быть. Было очевидно, что исцеление продвигается хорошо. Выдохнув, я пробормотала:

— Мои бедные родители.

Снова Кадер потянулся к моему подбородку.

— Сосредоточься на здесь и сейчас. Я понимаю, что трудно не думать о них, но прямо сейчас ты должна думать