экономическая власть во многом по-прежнему находилась в руках иностранного капитала, чья политическая власть оказалась подорванной в результате политического освобождения бывшей колонии. Стремление части национальных лидеров превратить свою политическую власть во власть экономическую было одним из путей решения указанного противоречия. Однако колониальный капитал, в значительной степени потерявший свою политическую власть, должен был превратить новых правителей в послушных прислужников своим интересам. Это также было одним из способов решения противоречия, о котором здесь идет речь. Ни национальные лидеры, ни представители колониального капитала не были способны каждый осуществить свое решение. Однако в известной степени преуспели и те и другие.

В большинстве африканских стран обнаружилось определенное сближение этих двух групп. Некоторые национальные лидеры ступили теперь одной ногой на порог дома, принадлежащего капиталистическому классу, и почувствовали себя умиротворенными, если не довольными. Иностранный капитал может чувствовать себя в большей безопасности благодаря заинтересованности стоящих у власти африканских лидеров в капитализме. Несмотря на это, противоречия внутри класса капиталистов продолжают существовать. Во-первых, более острое противоречие между политической и экономической властью остается источником разочарования обеих сторон. И во-вторых, африканская буржуазия отдает себе отчет в том, что служащие ей неоколониальные структуры свидетельствуют в то же время о зависимости и отсталости стран, ограничивая ее власть и подрывая политическую законность этой власти. Остается рассмотреть влияние происшедших перемен на производственные отношения, а именно последствия «африканизации» класса капиталистов. Первое. Она способствовала развитию внутриклассовых противоречий и классового самосознания. В большинстве случаев «африканизация» класса капиталистов происходила путем не вытеснения иностранной буржуазии, а путем увеличения числа национальных предпринимателей и тем самым расширения этого класса в целом.

В условиях медленного развития производительных сил и задержки с преодолением отсталости это в свою очередь означало, что «африканизация» класса капиталистов связана с более интенсивной эксплуатацией трудящихся, поскольку прибыль от производства растет медленнее, чем число людей, между которыми она распределяется. В свою очередь (и действие прочих факторов способствовало этому) «африканизация» капиталистического класса вела к расширению разрыва между правящим и подчиненными классами. Дифференциация доходов стала в Африке еще больше. Например, в Береге Слоновой Кости в 1973–1974 гг. на верхние 20 % получателей дохода пришлось 51,6 % общей суммы доходов, на средние 40–28,7 %, а – нижние 40 – только 19,7 % общей суммы. Росту классового самосознания и обострению классовых противоречий способствуют не только усиление эксплуатации трудящихся и углубление неравенства. По мере «африканизации» буржуазии теряется старая связь между расовой принадлежностью и принадлежностью к определенному классу, поэтому значение классовых признаков возрастает. Второго рода изменения в характере производственных отношений еще важнее, поскольку благодаря этим применениям характер капитализма и роль капиталистического государства в постколониальной экономике Африки деформируются своеобразным способом. Опора национальных лидеров на политическую власть для своей экономической базы – факт чрезвычайного значения. К сожалению, он порождает тенденцию использовать политическую власть в целях обогащения. По очевидным причинам эта тенденция упорно набирает силу. Вспомним о положении, в котором те или иные предприятия ставятся под государственный контроль, скажем путем национализации. Затем государственная власть используется для присвоения прибавочной стоимости, созданной на национализированных предприятиях. Такое положение дел открывает возможности особенно «удобного» типа эксплуатации. Отношения между эксплуататором и эксплуатируемым полностью деперсонифицированы: эксплуататор получает возможность прятаться за вывеской общественного предприятия, которое внешне принадлежит обществу в целом и приносит выгоду последнему.

При этом эксплуататор практически не несет экономического риска, поскольку не вкладывает собственных средств, потери же ложатся на налогоплательщиков. И такой порядок экономит усилия и облегчает задачу управления капиталистическим предприятием. Перспектива капиталистического присвоения с помощью политической власти столь привлекательна, что некоторые люди, стремящиеся разбогатеть и в обычных условиях ставшие бы бизнесменами, предпочитают искать удачи в политике. Когда внимание уделяется скорее политике, чем экономике, и упор делается не на производство, а на присвоение, это не может послужить благодатной почвой для развития производительных сил. Если политика становится путем не только к власти, но и к богатству, приз завоевания политической власти неизбежно начинает цениться очень высоко. Поэтому политическая конкуренция становится беспощадной борьбой, в которой важнее всего победа. Когда победа превыше всего, конкуренты используют все доступные им средства. Это отчасти объясняет высокую вероятность политического насилия и политическую нестабильность в Африке, которые в свою очередь сужают возможности преодоления отсталости. Широкое вмешательство государства в сферу экономики и использование политической власти в качестве средства обогащения искажают роль капиталистического государства в Африке, так как на деле все это означает, что государство слишком вовлечено в классовую борьбу и начинает выглядеть как «исполнительный комитет по делам буржуазии». Вследствие того, что государству в Африке так трудно подняться над классовой борьбой и держаться среднего курса, эта борьба становится особенно жестокой и острой, а противоречия углубляются сильнее, чем это соответствовало бы характеру государства и уровню развития производительных сил.

Производственные отношения и государство

Если мы хотим понять, как изменяются социально-экономические структуры в африканских странах в постколониальную эпоху, а также каковы направления их развития в будущем, нам следует обсудить роль государства в производственных отношениях более подробно. Это рискованная затея, поскольку вопрос о том, что такое государство и в какой связи оно находится с экономической системой и общественными классами, очень сложен и достаточно запутан. Никто не претендует, чтобы эти сложность и запутанность были здесь прояснены. Поставив такой вопрос, мы лишь признаем, что его нельзя избежать, как бы труден он ни был, а также выражаем намерение указать и разъяснить некоторые предположения, высказываемые здесь с целью вызвать дальнейшее обсуждение характера капиталистического государства и государства в освободившихся странах. Во-первых, что такое государство? От других общественных институтов его отличает (кроме того, что оно является в конечном счете принудительной властью) исключительное притязание на законное использование силы принуждения. Такое определение говорит нам немного. Его следует дополнить определением, чем государство не является. Во-первых, не следует смешивать государство с правительством. Короче говоря, правительство – это система функций управления; эти функции (или роли), по крайней мере те, что находятся выше других в иерархии, служат объектом политической конкуренции.

В обыденном представлении понятие правительства часто расширяется, включая институты, внедряющие в практику те правила, которые вырабатывает правительство (суды, армию и полицию); однако такое расширительное понимание затемняет разницу между правительством и государством. Важно также провести различие между государством и правящим классом, между правящим классом и правительством. Правящий класс – это общественный класс, который благодаря своему контролю над средствами производства может распоряжаться социальными, политическими и экономическими благами и властью. Иными словами, реально у власти стоит правящий класс, а правительство лишь исполняет эту власть.

Благодаря своему положению в системе производственных