— Привет, маленькая, — как ни в чем не бывало, здоровается со мной Камень, а Лис усмехается злобно в ответ на его язвительное замечание, — ты выйди пока за дверь, подожди меня. Я тут быстро… Поговорю.

— Ага, — кивает Лис, и улыбка его превращается в оскал, — две минуты, малыш, больше мне не понадобится.

— Сучара…

— Завали, Камешек, никакой фантазии в мате. Малыш, он и в сексе такой же тупой? Тогда я понимаю, почему ты его прокинула.

— Ах, ты, сучара…

Камень даже не разворачивается, просто подается чуть назад и, практически не глядя, бьет Лиса в живот.

И в этот раз достает!

Лис сгибается и мягко оседает на пол.

А Камень, и не подумав оценить последствия своего удара, снова шагает ко мне:

— Маленькая…

— Господи, да вы оба больные! — не выдерживаю я и, толкнув Камня в грудь, чтоб дал дорогу, иду к Лису, опускаюсь на колени рядом с ним, аккуратно трогаю живот, — болит? Скорую?

Конечно, Лис проявил себя в драке крайне ловким и несгибаемым, но у Камня удар же безумной силы! Запросто мог порвать что-то! И внутреннее кровотечение вполне реально, у Лиса нет такой горы непробиваемых мышц, как у Лешки.

— Болит… — Лис не поднимается, смотрит на меня, и глаза его горят ярко, завораживающе.

— Блять, клоун сивый… — бормочет Камень, тоже присаживаясь на корточки рядом, — не пизди лишнего, я тебя погладил только.

— Да видела я, как ты его гладил! — начинаю ругаться я, встревоженно глядя на бледнеющего Лиса, который так и не делает попыток приподняться. Это пугает. Не хватало еще тут травм! Сумасшедшие дураки! Устроили тут побоище! — Игнат, где болит?

Лис, не обращая внимания на гневно сопящего рядом Камня, накрывает мои пальцы своей горячей ладонью, сжимает, ведет прямо по футболке выше, прижимает в районе сердца:

— Здесь… Здесь больно…

— Сучара… — шипит Камень, кладет тяжеленную, словно пудовая гиря, ладонь мне на плечо, тянет чуть назад, словно желая забрать к себе в объятия, оторвать от лежащего соперника, но я не поддаюсь.

Смотрю на Лиса, в его яркие глаза, словно завороженная, пальцы, горячие, сильные на моих — обжигают. А тяжелое дыхание Камня за спиной и делающаяся все жестче ладонь на плече, заставляют пылать уже все тело. Это странное ощущение, невероятно новое для меня и потому пугающее. Пугающе-притягательное.

Словно я — бумажная бабочка, попавшая в жаровню с горячими камнями. Того и гляди, вспыхну. И сгорю. Понимание грани, остроты ее, страшит и манит.

Лис протягивает вторую ладонь, проводит по моей щеке, убирая пряди за ухо:

— Пожалеешь? Малыш?

— Пошел нахер… — рычит Камень позади, прямо мне в шею, — маленькая… Пошли.

— Нет, — улыбается Лис, не отпуская моего взгляда, — ведь нет, малыш?

Я молчу, не в силах вымолвить ни слова.

Чувствую спиной, как Камень прижимается все теснее, дыхание его тяжелеет и становится не менее обжигающим, чем его ладони на моем плече и талии. Такие же горячие, как и глаза Лиса, внимательно наблюдающего за происходящим. Он так и не отпускает мои пальцы, и по-прежнему поглаживает по щеке.

А затем подтягивается и садится. Так легко, что сразу становится понятно: Камень не ошибся. А Лис — тот еще притворщик и плут.

И надо бы гневно бросить их тут разбираться дальше друг с другом, но…

Но не получается.

Они не отпускают.

И ведь силу не применяют, по крайней мере, очевидную, просто… Просто как-то так становится понятно, что не получится уйти сейчас.

Мы сидим на полу, в пустом, разгромленном кабинете, снизу бумкает музыка, и в такт ей бумкает мое сердце, все сильнее и сильнее. И больнее.

— Маленькая… Пиздец, не могу больше… — хрипит за моей спиной Камень, но я не успеваю спросить, к чему относятся его слова, потому что в следующее мгновение чувствую, как к шее прижимаются жадные горячие губы.

Ах! Это… Это так… Неправильно… Страшно… Горячо… Невозможно терпеть!

Он же жжет меня!

А Лис смотрит! Смотрит!

И от того, что Камень целует меня на глазах у другого, становится еще жарче внутри! И стыдно, так стыдно! Ведь Лис ничего не делает, чтоб остановить происходящее безумие! Он продолжает держать в плену мои пальцы и наблюдает, как Лешка жадно, по-собственнически, обхватывает меня поперек талии, все грубее и бескомпромисснее целуя шею, тяжело, возбужденно сопя и напоказ, демостративно кладя ладонь на горло. Я ничего не могу с этим сделать!

Не могу остановить его, все больше и больше теряющего границы.

Наверно, он не просто так сошел с ума внезапно. Наверно, его распалила драка, а еще присутствие соперника, желание показать ему, чья я, кому я принадлежу.

Об этом я буду думать потом, перемалывать в голове причины случившегося, искать тот момент, когда все полетело вниз, с обрыва…

46

Ощущение бездонной пропасти, в которую я лечу, в которую увлекают меня эти двое сумасшедших парней, усиливается, когда Лис, голодно и ревниво наблюдая, как обнимает и целует меня Лешка, еще сильнее тянет мою безвольную ладонь на себя… И неожиданно ласково прижимается огненными губами прямо в ее центр!

Меня в ту же секунду продирает разрядом такой мощности, что, кажется, волосы электризуются, становясь дыбом! А острые жалящие искры, какие бывают от статики, с треском расходятся в разные стороны.

Это так больно!

Это так…

— Не трогай ее, — Лешка, кажется, осознав, что Лис неправильно понял его демонстрацию намерений, или вообще не захотел ее понимать, прерывается на мгновение, рычит за моей спиной злобно и грубо, а ладони его сжимаются на талии и беззащитном горле все сильней.

Я только судорожно сглатываю, понимая, что еще чуть-чуть — и он мне просто перекроет дыхание! От ощущения, что сейчас не просто на краю чего-то безумного нахожусь, но и в откровенной опасности, становится… Нет, не страшно… Жарко! Еще жарче!

Безумная, неправильная реакция!

Я не пытаюсь вырываться из их рук, хотя могла бы, в любой момент могла бы! И что-то подсказывает, какое-то внутреннее чутье, что меня отпустили бы, начни бороться всерьез… Как тогда, с Тошкой, до остервенения не желая гадких, неправильных прикосновений. В тот вечер я же смогла отбиться…

А сейчас…

Сейчас все опасней, все куда развратней и грубей… А вот сопротивляться не получается. Полноценно сопротивляться, по крайней мере.

И всему виной они, два безумных парня, такие разные и такие… Такие…

— Отпусти, ну! — продолжает настаивать Лешка, стискивая меня по талии так, что дышать становится сложно. Его лапа на горле лежит тоже тяжело, но