Шрифт:
Закладка:
Киева черниговская группа генерала Бредова откатывалась от линии среднего Днепра в общем направлении Одесса – Николаев, не оказывая почти никакого сопротивления красным, несмотря на их относительную слабость (главные силы красных были на Дону) и недостаток настойчивости.
Сдача правобережной Украины и Новороссии была скорее результатом психологического развала и потери веры в себя, чем результатом военных действий. Красные просто шли по пятам частей Бредова, которые отходили от Днепра на юго-запад. Все же предполагалось защищать линию Вознесенск – Тирасполь, опираясь флангами на Днестр и Буг. Целью было сохранение предмостного укрепления в Новороссии, на чем давно настаивал Врангель (в это время находившийся «не у дел» в Крыму). Были отпущены большие средства для ведения работ по укреплению линии командующему войсками Новороссии генерал-лейтенанту Шилленгу. Средства были, но не оказалось ни рабочих рук, ни материала. Кое-какие инженеры нажились, представив свои проекты, но ни одного окопа не было вырыто. Тыловые части Бредова подтягивались понемногу в Одессу, куда стеклись тысячами беженцы и оторвавшиеся от своих частей военные. Город был переполнен лазаретами. Свирепствовал тиф, и начинался голод.
Несмотря на присутствие в Одессе пятнадцати тысяч офицеров, в распоряжении командования не было ни одной воинской части, мало кто верил в возможность защиты Одессы и большинство стремилось попасть на пароходы… Честный, старый офицер, генерал Шиллинг, как и подавляюще большинство его сверстников, не мог понять гражданской войны и ее психологических законов, таких далеких от ясных слов Устава о внутренней службе. Не он один был не на месте. Старый Драгомиров был также растерян и также не понимал обстановки. И когда стало ясно, что эвакуировать нужно не только кадетский корпус и институт благородных девиц, но и лазареты, и команды, и Государственную стражу, и все войска Бредова с тыловыми частями, не говоря о гражданских беженцах, в Одессе, да и вообще на Черном море не оказалось ни необходимого тоннажа, ни угля для случайно застрявших в одесском порту пароходов.
20-го января генерал Бредов, узнав про положение в одесском порту и не найдя по дороге обещанных фортификаций, круто повернул с юго-западного направления на северо-западное, надеясь прорваться в Польшу, чтобы спасти, если не боевую силу (его ждало разоружение и интернирование); то хотя бы жизнь своих солдат. Этим маневром он обнажал Одессу со стороны Николаева и Вознесенска. Падение города становилось неминуемым, и оно произошло через пять дней. Начиная с 20-го, тыловые части Бредова начали спешно уходить на северо-запад в надежде догнать боевые части в районе Тирасполя и Раздельной. В городе формировались какие-то части полу партизанского типа с громкими названиями вроде «Отряда священного долга». Что-то формировал даже епископ Антоний и штатский Шульгин».
Следует иметь в виду, что под Одессой в начале 1920 года бригада Котовского сражалась против деморализованных остатков деникинских войск, не имевших в достаточном количестве ни боеприпасов, ни продовольствия, ни правильной организации и командования. С таким противником вчерашним налетчикам и партизанам Котовского справиться было не так трудно. Что же касается наиболее боеспособных сил белых, находившихся в тот момент на Дону и Маныче, а потом объединившихся в Русскую армию Врангеля, то с ними бригаде Котовского, на ее счастье, сражаться не довелось. А если бы пришлось, результат, вероятно, был бы столь печальным, как и от действий на польском фронте.
Бой же у Канделя 2/15 февраля, по словам Яконовского, происходил следующим образом: «С генералом Васильевым уходило к северу, в надежде прорваться к Бредову, около десяти тысяч человек. Впереди шел броневой автомобиль и эскадрон павлоградских гусар, наша единственная конная часть. Из регулярных частей была знакомая уже нам гвардейская саперная рота с пулеметной командой и батальон немецких колонистов из под Николаева. Остальное состояло из наспех сколоченных отрядов и рот, командиры и организаторы которых спорили о том, кто кому должен подчиняться и оставались на деле самостоятельными. Беженский обоз с самого начала обременял колонну. Николаевская государственная стража эвакуировалась с женами и детьми, с грамоффонами и канарейками, саперы везли с собой ненужное уже саперное имущество, гусарских подвод было больше, чем гусар в строю. С самого начала отряд генерала Васильева, громоздкий и медленный, был обречен на гибель. Генерал Васильев не был Корниловым и полковники Стессель, Мамонтов и Васильев не были Марковым, Дроздовским и Казановичем.
Достаточно было бы сбросить граммофоны и канареек, чтобы посадить, уже до похода замученную пехоту на подводы, как сделал Деникин после Медведовской, чтобы вдвое ускорить марш колонны и вдвое же увеличить количество бойцов…
Дорога с пригорка спускается прямо в улицу, на которой копошатся люди. Должно быть большевики с пулеметом, который стреляет навстречу колонне. На пригорке происходит что-то неописуемое: с криком, без строя, сбивая друг друга с ног, бросается отряд генерала Васильева к деревне, к крышам, к теплу, к дымкам из труб, к еде, ко сну! Пехотная застава красной дивизии Котовского вылетает из деревни, как пробка шампанского, бросая пулемет. К нему подбегает наш левофланговый Авраменко. Пулемет взят нами, кадетами. Полковник Рогойский остался сзади, не поспев за общей лавиной. Он уже нашел хату и старается раздобыть съедобное. Немцы-хозяева где-то попрятались, но никому в голову не приходит открыть башенную кладовую. Рекой входят обозы в колонию, разливаются по боковым улицам. Там где-то еще постреливают, но никто не обращает внимания на выстрелы, хотя, по всей вероятности, за выбитой заставой находятся значительные силы противника. Ведь мы на тираспольской дороге, и до Тирасполя не больше двадцати верст.
Собираемся в хате Рогойского. Закипает уже вода в котле для мамалыги. Ординарец от полковника Стесселя: передвинуть кадетскую роту на северо-восточную окраину Канделя, что против кладбища соседней колонии Зальц.
Итак, деревня у озера называется Кандель. Мы только что выиграли бой, правда, незначительный. У нас нет потерь, мы взяли пулемет, у нас варится мамалыга и в немецкой хате божественно тепло. Боже! Как трудно подниматься!..
Идем по опустевшим улицам с кукурузной мукой в башлыках. Новая хата, тоже брошенная хозяевами на противоположном бугре лощины. За ней пустырь с оврагами и каменная ограда кладбища. Левее и ниже, ближе к озеру, обе колонии соприкасаются. Там слышны редкие выстрелы. Снова начинаем греть воду для мамалыги. Не знаю сколько проходит времени: пять минут, десять минут, может быть, полчаса. Вбегает офицер, что-то шепчет подполковнику Рогойскому. В ружье! Выходи! На воздухе выстрелы слышнее, и они становятся частыми. Вот затарахтел пулемет. Значит, кандельский бой не кончен.
С Рогойским значковый Росселевич и горнист Тер-Никогосов. Росселевич в настоящей кадетской форме с погонами 2-го корпуса. Синий значок с буквами О. К. на штыке. – В цепь! 1-ый взвод вправо от полковника, мы, З-ий, слева, со стороны озера.
Медленно, подравниваясь, двигаемся к кладбищенской стене. Впереди и левее нас перестрелка все усиливается. На замерзшем озере видна отступающая цепь. Жалко брошенной уже в котел мамалыги. У меня, слава Богу, остался полный башлык. Жую на ходу горьковатую желтую муку.
Перешли через овраг. Навстречу раненый из добровольческой роты. У него шея залита кровью. Кажется, что это аккуратный красный воротничок. – Дайте им, кадеты! – показывает в сторону кладбища. Начинают мяукать пули. Рогойский прибавляет шаг. Нужно скорее дойти до кладбищенской стены. Вот она, серая, аккуратная, немецкая. За ней строгие лютеранские кресты. За крестами, противоположная стена и на ней огоньки выстрелов.
– Беглый огонь! Увы команда звучит иронически. В среднем, у нас по четыре обоймы. Цокают пули о каменные кресты. Белыми брызгами летят каменные осколки. Отвечаем редким огнем, экономя обоймы. Все дело в том, кто первый пойдет в атаку. Если пойдут они, патроны нам понадобятся.
Влево от кладбища, в сторону озера наш фланг не защищен. Направо тоже никого нет. Впечатление, что мы одни у кладбищенской стены. А снова выстрелы, почти вровень с нашей цепью. – Полковник Фокин! Осветите левый фланг! Бородатый кавалерийский полковник бежит влево. С ним его сын, Шурка Фокин, маленький Авраменко, я и еще два-три кадета.
Дорога, идущая вдоль кладбищенской стены, переходит в мощеную улицу. Вот площадь с красной кирпичной киркой. С визгом разрывается на мостовой граната и роем несутся вдоль улицы осколки. Красные прямо перед нами и перпендикулярно нашей цепи у кладбищенской стены. Полковник Фокин посылает донесение в цепь. Слева мы обойдены и связи с добровольческой ротой нет. Одновременно со стороны поля появляется конница с пулеметной тачанкой.
Правый угол кладбища выходит в поле. Наш правый фланг
