Шрифт:
Закладка:
Таисия раздавила в пепельнице окурок. Встала. Зажгла свет. Велела:
— Поднимайся!
— Э-э… — жмурясь от ослепительного света, протянул я. — Что это ты мною командуешь⁈
— Можешь и дальше валяться, если тебе все равно.
— Кто-нибудь пропал?
— Кажется…
— Третьяковский?
Актриса не ответила. Посмотрела на меня с плохо скрываемым сомнением. Размышляет, стоит ли меня брать с собой? Правильно — не стоит. Я бы с удовольствием проспал здесь до утра, а потом вернулся в город. Чего это она так волнуется за бывшего муженька? Ну убедился Граф в том, что шпиона Курбатова изловили, и вернулся в свой Крапивин Дол. С чего тут кипешь разводить? А с другой стороны даже интересно. В роли озабоченной бывшей супруги я Неголую еще не видел.
— Ну ладно, пошли, — сказал я, поднимаясь и поддергивая джинсы. — Я готов!
— Отлично! — сказала Таисия и протянула мне большой черный пистолет, в котором я сразу узнал «ТТ», на днях врученный мне лжеклассиком. — Вот, возьми эту штуку.
— Э-э, подруга, я ж в завязке! — возмутился я. — Ты где это взяла?
— С полу подобрала, — ответила она. — Бери!
— На мокрое идем? — хмыкнул я.
— Как получится…
— Ладно, в крайнем случае можно ведь и рукояткой… — рассудил я, засовывая пистолет во внутренний карман пиджака.
Мы поднялись в вестибюль и вышли на крыльцо. Туман поредел. Моросил редкий дождик. Машин у крыльца уже не было. Неужто передовики разъехались? Они же лыка не вязали. Впрочем, может у них есть трезвые водители. Почти наверняка. Таисия решительно свернула в аллейку между мокрыми кустами и включила фонарик, который оказался в ее ридикюле. Двигалась она столь стремительно, что я едва поспевал следом. Да, если Неголая и играет сейчас крутую супевумэн, то очень уж натурально.
Добравшись до ограды, через пролом мы проникли за территорию пансионата. Шумел дождь в листьях невидимых во мгле деревьев. Между их стволами, прихотливо петляя, бежала тропинка, ощутимо забирая в гору. Вчера, когда подъезжал к «Загородному», я видел, что горизонт загораживает что-то темное. Оказалось, что это горушка. Обувь у меня для таких походов сейчас не слишком подходящая, каково же приходится Неголой в ее туфельках? Неожиданно она встала, как вкопанная. Я едва не налетел на нее сзади.
— Суки… — выдохнула она. — Мрази… Фашисты…
Как подкошенная, она рухнула на колени, скользнув лучом фонарика вдоль тела лежащего в траве человека. Он был одет в туфли и черный костюм. На потемневшей от почему-то ржавой дождевой воды белой рубашке топорщила черные крылышки галстук-бабочка. Я наклонился и увидел желтое лицо, на котором блестящие глаза, пристально взирающие на меня из темноты, казались огромными. Мне не понравилось, что при общей желтизне лица, у лежащего неестественно белый лоб.
— Посвети, Саша… — сказала Таисия, отдавая мне фонарик.
Присев на корточки, я увидел, что Граф — а это, конечно, же был он — моргает. Значит, живой.
— Что случилось? — спросил я.
— Я вышел на стоянку, — заговорил пострадавший, — и увидел, что какой-то тип возится возле автомобиля Курбатова… Я его окликнул, он оглянулся и бросился бежать… Я кинулся за ним, потому что человек из Управления не стал бы удирать… Значит, это кто-то еще… Надо еще понять — кто…
— Помолчи, — потребовала его бывшая супруга. — Ты ранен… Тебе нельзя разговаривать, а тем более — валяться на сырой земле… Саша, поднимай его!
Теперь и я понял, что рубашка на груди потемнела вовсе не от ржавой дождевой воды. Видать, чисто подсознательно я отталкивал от себя мысль о ранении.
— Сейчас… — пробурчал я. — Хватай меня за шею…
Взвалив пострадавшего на руки, я медленно тронулся назад по тропинке. Таисия изо всех сил старалась облегчить мне путь в кромешной тьме, подсвечивая фонариком, но все равно Третьяковский казался невероятно тяжелым. Размокшая почва расползалась под туфлями, которые теперь, наверное, проще будет выбросить, но я думал только о том, чтобы не уронить свою ношу. Когда мы — спустя целую вечность — добрались, наконец, до ограды, актриса помогала протащить своего бывшего через пролом в ней.
— Куда его? — тяжело дыша, спросил я. — В вестибюль?
— Нет, в лабораторию, — отозвалась Таисия.
— Какого черта! — возмутился я, хотя меня уже пошатывало от усталости. — Надо скорую вызывать!
— Не будь дураком, — окрысилась она. — У него большая кровопотеря. Пока они приедут, может оказаться поздно.
— А мы ему чем поможем?
— Устроим переливание крови, — решительно произнесла Неголая. — У тебя какая группа крови?
— Не знаю, — пробормотал я.
Свою-то группу я знал — вторая, а вот какая у Санька, понятия не имел.
— Подходящая у него группа крови, — произнес пострадавший. — Ты ее слушайся, Саша, она знает, что делает…
— Как скажешь, — пробурчал я и поволок Третьяковского ко входу в подвал.
Актриса, в которой не осталось ничего от похотливой жеманной стервы, какой она мне показалась и в первую минуту знакомства и после, побежала вперед. И когда я втащил лжеклассика в лабораторию, она уже освободила от химической посуды два соседних стола. На один из них я и положил Графа. В сиянии ламп дневного света стало хорошо видно, что пострадавший плох. Таисия тут же принялась расстегивать рубашку, чтобы обнажить рану. В одном из лабораторных шкафов обнаружились перевязочные средства и перекись водорода.
Неголая выплеснула ее из бутылочки на рану, которая была нанесена неизвестным, скорее всего, ножом, чуть выше сердца. Перекись зашипела, и актриса принялась быстро, но осторожно очищать рану от сгустков запекшийся крови, потом на удивление ловко сделала повязку. И куда-то убежала, оставив меня с раненым наедине.
— Болит? — сочувственно спросил я.
— Болит, — прошептал Граф.
— Ничего, потерпи еще несколько минут… — сказал я. — Думаю, скорая сейчас приедет.
Однако Таисия появилась быстрее, на этот раз — в сопровождении растрепанной, заспанной девушки. Ею оказалась Стеша, официантка и по совместительству пансионатская медсестра. Увидев пострадавшего, она сердобольно вскрикнула и бросилась к нему, но увидев повязку, успокоилась и одобрительно посмотрела на актрису. Потом вместе они взялись готовить нас с лжеклассиком
