Несколько секунд – и он рядом. Звук его шагов тонет в журчании реки, от утреннего холода он ежится, несмотря на пальто. Мы всматриваемся друг в друга сквозь серую мглу зимнего рассвета.

– Не думала, что ты придешь.

– Тогда почему же ты здесь, фройляйн Герта? – насмешливо спрашивает он.

До отвращения самоуверен, как всегда.

– Выгуливаю собаку.

– Ну да, конечно. Во всем Лейпциге ведь нет другого места…

– Мне нравится гулять здесь. А ты? Какие у тебя причины быть здесь сейчас?

– Я пришел, чтобы увидеть тебя.

Он стоит рядом со мной, прислонившись к перилам, и мне вдруг хочется, чтобы он обхватил меня рукой за плечи и притянул к себе.

– Почему ты был уверен, что найдешь меня здесь?

– Просто предчувствие. – Он смотрит на меня.

Расстояние между нами так мало, что я чувствую его теплое дыхание. На его губах играет самоуверенная улыбка.

– Считаешь себя неотразимым, Вальтер Келлер? С чего это ты решил, будто я сплю и вижу, как бы увидеть тебя еще разок?

Он качает головой и отводит глаза. Смотрит на реку.

– Ничего я не считаю. Просто наудачу пришел. Но я очень рад, что застал тебя здесь, правда рад. Не буду отрицать, что меня влечет к тебе и мне хорошо рядом с тобой, несмотря на все наши разногласия, несмотря на опасность. Нет, не просто хорошо: быть рядом с тобой для меня блаженство. Но если ты сейчас, глядя мне в глаза, скажешь, что больше не хочешь меня видеть, то я повернусь и уйду и никогда не потревожу тебя снова.

И он поворачивается ко мне всем телом. Уже почти совсем рассвело, и я хорошо вижу его лицо, каждую черточку. Я набираюсь мужества, чтобы сказать ему: уходи и никогда не возвращайся. Ты мне не нужен. Ты опасен для меня, уйди из моей жизни. О, мой фюрер, помоги мне, дай мне силы.

Но язык словно прилип у меня к гортани.

Мы стоим, смотрим в глаза друг другу и молчим. Вокруг тишина, только вода журчит под мостом.

– Что, не можешь? – спрашивает он совсем тихо, и я опять слышу в его голосе насмешку.

Мое нутро вспыхивает, мне хочется его ударить. Молотить его по груди сжатыми в кулаки руками. Но не только это. Я вдруг понимаю, что еще сильнее мне хочется влезть ему прямо под кожу, слиться с ним воедино.

И я молчу.

Он наклоняется ко мне – расстояние между нами и так почти незаметно, – и его губы, теплые и легкие, как воздух, касаются моих. Я каменею, становится нечем дышать. И тогда он целует меня, по-настоящему. Языком раздвигает мне губы, обхватывает меня обеими руками, прижимает к себе. Я растворяюсь в нем и в этом мгновении.

Вдруг я вспоминаю обещание, которое дала себе, и делаю шаг назад.

– Прости меня, – шепчет Вальтер. – Я не должен был…

– Да. Не должен.

– Я больше не буду…

– Я… вообще-то, мне понравилось. Мне нравится, когда ты меня целуешь. Но я не могу…

– Давай… давай насладимся хотя бы тем, что есть у нас сейчас. Кто знает, что нас ждет дальше? Может, – тут он берет меня за руки, – нам все же убежать? Меня так тянет к тебе, я просто не могу с собой бороться. И не хочу. Давай убежим и будем жить во грехе.

Я смеюсь, потому что не знаю, шутит он или говорит серьезно.

– Уже совсем светло. – Он оглядывается. – Скоро появятся прохожие. Давай пойдем.

Оставив мост позади, мы сворачиваем на знакомую тропинку. Она такая узкая, что идти по ней можно лишь поодиночке. Но уже через несколько шагов тропа становится шире, и Вальтер берет меня за руку. Так мы идем, а ритм наших шагов совпадает так естественно и непринужденно, как будто мы ходим вместе тысячу лет.

– Прости меня за тот день, – говорю я. – Вообще-то, я не хочу спорить с тобой, и для меня мучительно знать, что ты думаешь обо мне плохо. Просто непонятно, что вообще думать… обо всем.

– И ты меня прости. Я тогда разозлился. Жить тяжело, вот я и сорвался. И зря. Ты ведь ни в чем не виновата. К тому же я не могу думать о тебе плохо. – (Несколько шагов мы проходим в полном молчании.) – Помнишь тот день, когда я выудил тебя из озера? Ты тогда еще не умела плавать? – вдруг спрашивает он.

– Ты имеешь в виду день, когда ты спас мне жизнь. Разве такое можно забыть?

– Ты была еще совсем маленькой, – усмехается он.

– Когда ты знаешь, что вот-вот умрешь, и вдруг появляется кто-то и снова дарит тебе жизнь, то это нельзя забыть, Вальтер. Как и того, кто тебя спас.

– У меня тоже тот день перед глазами стоит. И не удивительно, ведь я пережил его столько раз!

– Что ты хочешь сказать?

Он смущенно отводит взгляд:

– Я видел тот миг во сне. Точнее, в кошмарных снах. Мне снилось, что я тебя не спас. Я ныряю, ищу тебя под водой и не нахожу. Или по-другому: я нахожу тебя, хватаю за руку, но у тебя скользкие пальцы, я не могу их удержать и только смотрю, как ты погружаешься все глубже. Глаза открыты, растопыренные пальцы тянутся ко мне, а я не могу сдвинуться с места.

– Ох, Вальтер, какой ужас! Но почему ты никогда не рассказывал?

– Зачем? – улыбается он. – Ведь я же тебя вытащил. Просто эти сны… Наверное, я видел их потому, что уже тогда ты очень много значила для меня.

Я обхватываю его руками за талию и прижимаюсь к нему изо всех сил.

– А я-то думала, что ты меня не замечаешь.

Покой и глубокая тишина окружают нас.

– Ты был прав в тот день, – вздыхаю я. – Насчет герра Беккера. Он, конечно, говорил то, чего говорить не следует, но и мне надо было промолчать.

Теперь и он прижимает меня к себе.

– Я был потрясен, когда решил, что ты донесла на него. Но я зря в тебе сомневался, – говорит он с улыбкой. – Теперь я знаю, что ты никогда так не поступишь.

Куши уносится вперед: почуял в кустах кролика. Скоро его черный хвост уже мелькает далеко, между деревьями. Тень слетает с высоты и ударяется о землю – отец Томаса.

Ты просто не знаешь, что я уже сделала однажды.

Деревья начинают редеть, мы на краю поля. Вдруг солнечный луч падает прямо на лицо Вальтера, и я вижу, как оно сияет. Его глаза полны надеждой.

Ах, если бы в мире были только он и я! Адам и Ева. И все началось бы с начала.

– Думаешь, у нас получилось бы? – вырывается у меня вдруг.

– Что получилось?

– Убежать?

Он смеется:

– А к уда?

– В Париж или в Нью-Йорк. В Швейцарию. Это ведь не важно куда, главное, чтобы там мы были вместе. По-настоящему.

– Снимали бы номера в модных отелях.

– Или комнаты в небольших уютных пансионах.