Чтобы продемонстрировать, насколько мои одногруппники были уверены в себе и как упрямо они пренебрегали точкой зрения Дона Ласалля, я приведу несколько вопросов, которые они ему задали:

/Сколько биткойнов я получу за свой фильм?

/Могу ли я самостоятельно снять фильм по своему сценарию?

/Могу ли я написать еще и саундтрек к фильму?

/Сколько вы мне заплатите за сценарий «Роботов-убийц 12»?

Было видно, что Дона Ласалля эти вопросы разозлили. Они, похоже, разозлили даже Марию Салазар Маг. Изящ. Иск., потому что она в конце концов перестала обращать внимание на моих одногруппников, которые тянули руки вверх, и разрешила мне задать вопрос.

Я сказал Дону Ласаллю, что мне понятна его точка зрения: рынок сейчас уже не тот, что раньше, все просто хотят мороженого, а сценариста всегда меняют. Но изменится ли ситуация в том случае, если фильм больше похож на старые кинокартины, которые вызывали у зрителей катарсис и поэтому заставляют их плакать?

Услышав про старые фильмы, Дон Ласалль ухмыльнулся, но когда я сказал, что хочу вызвать слезы у зрителей, выражение его лица изменилось. Он ответил, что если мне это удастся, то весь город падет к моим ногам! Если я заставлю зрителей плакать, то Дон Ласалль мог бы даже поручить мне работу над сценарием «Роботов-убийц 12»!

Мои одногруппники ахнули и наперебой заговорили о том, что тоже хотят вызвать слезы у зрителей. Тогда Дон Ласалль сказал, что пошутил, ведь у двенадцатых, тринадцатых и четырнадцатых «Роботов-убийц» уже достаточно сценаристов, но потом добавил, что у меня есть шанс поработать над «Роботами-убийцами 15».

Я во второй раз в жизни ощутил непреодолимое желание и внезапно понял, что говорю, сам того не желая. Я сказал Дону Ласаллю, что фильмов про роботов-убийц уже слишком много и я не стану писать сценарий для следующего даже за миллион биткойнов!

Дон Ласалль рассвирепел! Он перечислил все сценарии, которые студии приобрели за последние полгода. Более семидесяти пяти процентов сценариев были про роботов-убийц. В нескольких историях действовали серийные убийцы, и в одной – робот – серийный убийца. В списке был даже один сценарий про робота-вампира.

Робот-вампир!

Я не могу!

На меня нахлынуло отвращение и другие негативные чувства. На что надеяться Шерману, если продаются только роботы-убийцы, если рынок уже не тот, если всех сценаристов меняют и если в наше время все просто хотят мороженого?

Как ни относись к Шерману, но он – не мороженое.

Он – дефектный робот-садовник, который когда-то был астронавтом, пока не попал в жуткую космическую аварию.

Он – упавший на Землю межгалактический тостер с перегоревшим предохранителем.

Он – атомная подводная лодка, в корпусе которой при погружении сразу возникнет течь.

Мария Салазар Маг. Изящ. Иск. сказала, что осталось время только на один вопрос. Кто-то из моих одногруппников спросил Дона Ласалля, за что его приговорили к общественным работам. Это показалось мне очень невежливым – что происходит в суде, остается в суде! – но Дон Ласалль с радостью ответил на этот вопрос.

Люди и вежливость!

Я не могу!

Дон Ласалль объяснил, что его главная гордость – не франшиза про роботов-убийц, а темно-зеленый автомобиль «Порше» 1967 года, который он много лет тщательно восстанавливает. Но, увы, стоило ему выехать на своем «Порше» на Малхолланд-драйв, как прямо в него врезался беспилотный убер! Когда на место происшествия прибыла полиция, Дон Ласалль все еще крушил этот убер.

Все мои одногруппники зааплодировали Дону Ласаллю, словно он – великий герой. Но это же совершенно нелогично. Беспилотные уберы не врезаются в автомобили, которыми управляют люди, это автомобили, которыми управляют люди, врезаются в уберов – точно так же, как когда-то врезались друг в друга, в здания, в фонарные столбы и в океан. Если кто-то и имел право в гневе разносить что-то на куски, так это убер!

В конце своей лишенной логики истории Дон Ласалль заверил нас, что теперь уже почти завершил восстановление своего темно-зеленого «Порше» 1967 года. Мои одногруппники по неведомой мне причине снова зааплодировали ему, а затем Мария Салазар Маг. Изящ. Иск. выдала нам очередное домашнее задание.

Придумать идею для фильма про робота-убийцу.

Ох!

Я не могу!

* * *

На следующий день я все еще обдумывал тезисы Дона Ласалля про рынок, когда к моей мойке подошла Эмбер. Она сказала, что у меня мрачный вид, но что она знает, как меня порадовать. Ее слова уже значительно меня порадовали, но я ей об этом не сказал, поскольку не хотел пропустить то, чем она собиралась меня порадовать!

Когда наша смена закончилась, мы отправились на беспилотном убере в Гриффит-парк, который на самом деле не парк, а принадлежащие муниципалитету холмы и долины. Мы двигались по извилистой дороге к обсерватории, солнце садилось, а воздух был наполнен запахами сосны и скунсов.

Кстати, в данном контексте я имею в виду скунса-животное, а не «скунс»-наркотик. Пахнут они идентично, и поэтому каждый раз, когда вы ощущаете запах скунса, вам следует учитывать контекст.

/Я в Гриффит-парке? Тогда, скорее всего, пахнет скунсом-животным.

/Я рядом с ностальгиками? Тогда, скорее всего, пахнет «скунсом»-наркотиком.

/Я в Гриффит-парке, но при этом рядом с ностальгиками? Тогда я нахожусь в закрашенной области скунсовой неопределенности!

Обсерватория – это здание, предназначенное для изучения звезд и луны. Звезды были бы лучше видны, если бы люди построили обсерваторию подальше от источника загрязнения, которым является такой крупный город, как Лос-Анджелес. А луну, конечно, было бы легче разглядеть, если бы Илон Маск ее не сжег.

Обсерватория в Гриффит-парке оказалась одноэтажным зданием из белого кирпича, увенчанным куполом внушительных размеров. У меня немедленно возникло чувство дежавю, и я возбужденно сказал Эмбер, что уже видел этот дом! Эмбер расстроилась, но я быстро добавил, что никогда здесь не был, а просто видел дом в кино.

Это был старый фильм, но посвященный вечной теме – несчастным подросткам. В начале фильма подростков повезли на экскурсию в обсерваторию Гриффит-парка, а затем в конце они вернулись туда же, и один подросток убил другого ножом. Это было захватывающее, драматичное и кровавое зрелище!

Когда мы с Эмбер зашли в здание обсерватории, то обнаружили, что там полно двенадцатилетних школьников, которые приехали на экскурсию. «Надеюсь, что это не дурное предзнаменование!» – сказал я Эмбер. Эмбер спросила, что я имею в виду, но я не мог ей ответить, потому что люди считают неуместными любые шутки о зарезанных детях, даже самые смешные.

Кстати, я понимал, что детям двенадцать лет, потому что они еще были милыми, а ведь дети людей становятся ужасными именно в тринадцать лет. На вечеринках по случаю дня рождения двенадцатилетние дети вели себя прилично и радовались возможности познакомиться с «Гордито». Тринадцатилетние бросали в него веганскими тако и пытались оторвать ему усы.