Вообще-то Джошуа Джозеф любит школу. Там у него все под контролем, а то, что сперва кажется необъяснимым, рано или поздно проясняется. В этом смысле школа куда более предсказуема и понятна, чем остальная его жизнь, которая по-прежнему, спустя годы напряженного изучения, таит в себе загадки. К тому же там его считают главным хулиганом небольшой шайки младших школьников. С другой стороны, учеба мешает ему быть с отцом, которого он в равной мере обожает за величие и недолюбливает за громогласность.

Отец ставит на стол две голубые миски.

– Согласен. Школе наше бу-у-у, а маме, папе, деду и остальным – ура! Однако школа, Джо, это вынужденное зло. Голоден?

– Да. Пап, а что такое дела государственной важности?

– Все, что имеет отношение к королям и премьер-министрам, управлению могущественными государствами, судьбам мира и так далее. А у какого из всех могущественных государств самое светлое будущее? У кого лучшие солдаты и мудрейшие предводители? И самый умный, самый талантливый наследник престола?

– У Англии?

– Близко, Джош. Очень близко. И все же нет! Государство, о котором я говорю, – это Дом Спорка, во главе которого однажды воцарится принц Джошуа Джозеф Великолепный, да хранит Господь его и все, чем он ведает. Да?

– Да, пап.

– Вот и славно. Яичницу или хлопья?

И Джошуа Джозеф дает тот ответ, который, по его мнению, удовлетворит его неуемного отца. Папаша Спорк совершенно не догадывается, насколько его искрометная болтовня угнетает и умаляет его сына. Он-то считает себя весельчаком, лучшим из всех возможных пап. Увы, его громогласность, кипучесть, непоколебимая уверенность, что все в мире так или иначе имеет отношение к великой и славной судьбе Спорков, подсознательная убежденность, что в будущем его сына непременно ждет успех, – всего этого подчас слишком много. На время выбросив мысли о королевских регалиях из головы, Джо предается воспоминаниям о недавнем походе их класса в Британский музей, где он увидел массу интересного и познавательного, включая пугающе эротичное нижнее белье классной руководительницы (когда та нагнулась к витрине с ритуальными предметами эпохи неолита). Однако наиболее яркое впечатление на него произвело ярмо c экспозиции, посвященной сельскому хозяйству, в которое были запряжены два могучих чучела быков.

В перерывах между приступами восторженного поклонения отцу-удальцу и беспощадного самобичевания Джошуа Джозеф чувствует, что отец лежит на его плечах вот таким ярмом, и он вынужден всюду таскать его за собой, независимо от того, рядом тот или нет.

Яичница у Папаши Спорка подгорает, что в его причудливой версии мира лишь подтверждает не поддающуюся оценке гениальность Дома Спорка, поэтому завтракают они кукурузными хлопьями. Видимо, на каком-то интуитивном уровне отец Джошуа Джозефа все же сознает, что это утро выпало из череды безупречных дней на пути к династической гегемонии, ибо он наконец уступает бесконечным уговорам и нытью сына:

– Хочешь завтра пойти со мной на Ночной Рынок?

– Да, папа, очень хочу!

– Спрошу маму, не против ли она. Только оденься поприличнее.

– Хорошо.

Ночной Рынок – это мечта. Волшебное сердце величайшего, согласно твердому убеждению Мэтью, и волшебнейшего города Земли. Джошуа Джозеф Спорк инстинктивно догадывается, что это самое секретное, самое удивительное и невероятное место в мире; и совсем уж диковинным его делает то, что оно никогда не стоит на месте. Клиринговый дом для всего и вся, существующий вне налогового обложения и акцизов; теневая, закулисная, освещенная светом ламп застава, где кипит торговля запрещенными услугами, товарами и пиратскими сокровищами. Мэтью утверждает, что Ночной Рынок создали бывшие профессиональные кораблекрушители: мол, давным-давно Добрые Малые с побережий Корнуолла и Ла-Манша поднялись по Темзе и привезли с собой награбленное с затонувших кораблей. Так, мол, зародилась первая британская демократия, а пиратские корабли, стало быть, были первыми парламентами. Возможно, это правда. Глубина познаний и широта кругозора (пусть и в сомнительных областях), каковые изредка демонстрирует Мэтью, пугают даже Дэниела, знающего вообще все. Кроме того, Ночной Рынок, собственноручно возвращенный к жизни руками Мэтью, единоличным владыкой (или пожизненно избранным президентом, если вам милее формулировки великого демократического наследия) коего он является, – единственное, против чего Дэниел Спорк не имеет ничего против, и то малое (помимо Джошуа Джозефа и его матери Гарриет), что способно вызвать у Дэниела улыбку.

Быть может, дело в мерцающих огнях его палаток. Считается, что Рынок подобен висячим садам самоцветов и антикварных вещиц, где палатки расположены ярусами или уступами либо свободно рассыпаются по какому-нибудь обширному пространству, либо навалены кучей-малой друг на дружку в какой-нибудь древней пивоварне или гигантском склепе. Каждая палатка оформлена согласно возможностям и вкусам владельца, но оснащена одной-единственной розеткой, поскольку электричество здесь в большом спросе, и часто Рынок бывает освещен только газовыми светильниками, а обогревается углем, который жгут в шведских или викторианских походных печах и каминах. Дым выводится посредством какой-нибудь хитрой приспособы, изобретенной Мэтью специально для этой цели. По словам однажды разговорившейся Гарриет, пахнет едой и пряностями, словно на огромной кухне: выпечкой, мясом, рыбой, травами и приправами, каких в старой доброй Англии не знают, зато любят во Франции и Италии. Чеснок, базилик, куркума, карри и еще какой-то черный гриб, который пахнет… Тут Гарриет резко сменила тему. Чем-то экзотическим, в общем.

Среди всего этого непрерывно идет торговля и совершаются сделки: покупатели неспешно изучают свой улов в мерцающем свете факелов, осматривают и взвешивают, пробуют на зуб, измеряют, покупают или отказываются. Деньги переходят из рук в руки – в кошельках, бумажниках и рулончиках, иногда в шкатулках. И крошечный процент от каждой сделки положен Мэтью Спорку.

Но всего этого юный Джошуа Джозеф пока не видел своими глазами. Единственное, что он узнал самолично (затвердил наизусть по требованию отца, как и многие другие удивительные правила Дома Спорка) – это фокус с газетами.

В конце каждого базарного дня следует непременное объявление места проведения следующего Ночного Рынка. Обычно это мелкие сборища, однако раз в месяц открывает свои ворота настоящий, большой Ночной Рынок, и адрес этого мероприятия можно узнать из странных зашифрованных сообщений, спрятанных в весьма неожиданных местах. Ключ – ниточка, потянув за которую, можно размотать спутанный клубок, – это брачное объявление в местной газете: «Вернись, Фред, я все прощу!» Объявление ниже – по договоренности с участниками, – содержит зашифрованную дату и время встречи. Из следующего номера газеты можно узнать улицу или квартал, а из третьей – название или номер здания. Словом, это головоломка. Человеку сведущему собрать ее не составляет труда. Несведущий ни за что не разберется.

– В таком случае ты должен сказать мне, где он проходит, – беспощадно заявляет Мэтью Спорк.

– Конечно, пап.

И действительно, тем же вечером, вооружившись мамиными маникюрными ножницами и потратив полчаса на вырезание и сборку,