Ей только это и нужно было, она не требует большего. Не ждет подтверждения своих догадок.

- Это так серьёзно? Ты хочешь быть с ней?

Я не реагирую на ее вопрос. Ничего не отвечаю, не даю никаких знаков, просто смотрю на нее и медленно моргаю. Будто она ничего и не спрашивала.

Но ей снова не нужен ответ.

- Не делай этого, - просит шепотом. - Пожалуйста, Марсель. Не надо.

И я перестаю даже моргать. Таращусь на нее, а в голове пустота. Черная, холодная, сосущая, омерзительная пустота. Ни мыслей, ни слов, которые можно сложить в ответ. Эта пустота лишает меня не только речи, но и оглушает. Потому что мама шевелит губами, значит, что-то говорит, но я слышу лишь бесконечный монотонный гул.

“Марсель”, - читаю по губам, когда София подходит ближе и кладет руку на грудь.

Гул медленно, но отступает, и через пару секунд я слышу, как мама обеспокоенно повторяет мое имя.

- Она нужна мне, мам, - говорю сдавленно и хрипло.

Лишь самое важное. Зерно.

- Я это вижу. И понимаю, что долго такие чувства не удержатся, просто прошу: не сейчас. Дай мне время, - ее голос звучит умоляюще и подрагивает. - Павел - мой муж, значит, Агата тебе сестра. Пусть не родная, сводная, но это… странно. На нас косо будут смотреть, и я боюсь, что это может все разрушить. Мы с Павлом только начинаем новую жизнь вместе, это само по себе непросто - мы взрослые состоявшиеся люди, со своим прошлым и… тараканами, - она пытается улыбнуться, но проваливает попытку, и договаривает серьезно, даже жёстко: - Я не хочу, чтобы нам пришлось разбираться с чем-то еще.

- Вы еще и со своими детьми, у которых взаимные чувства друг к другу, - усмехаюсь я. - Или это так, мелочи? Что-то, не стоящее того, чтобы “разбираться”?

- Нет, - сникает она, словно из нее выпускают воздух. - Конечно же, нет. Если твои чувства к Агате, и правда, так сильны, если в ней ты видишь смысл своей жизни, я не буду ни о чем тебя просить. Считай, что этого разговора не было. Но если… Павел сейчас - самое важное, что есть в моей.

Сейчас мама выглядит такой же потухшей и беспомощной, как и после смерти отца. Но в этот раз причиной ее боли был я. Я не мог сделать этого с ней. Не мог быть тем, из-за кого мама будет страдать. Я не хотел даже представлять, что она снова станет такой, как в те несколько месяцев.

Не станет.

Не из-за меня.

- Нет. Конечно же, нет, - эхом повторяю за ней и с силой растягиваю губы в улыбке. - Простое влечение. Придержу гормоны.

- А Агата? - с надеждой смотрит на меня мама.

- Агата поймет, - обещаю я и выхожу из ее каюты.

Агата поймет. Я просто не оставлю ей выбора.

А потом постараюсь это исправить.

Надеюсь, она даст мне шанс.

После разговора с матерью я старался избегать Агату, но она явно стремилась к противоположному - жаждала остаться со мной наедине. И я понимал почему. Я сам этого хотел, но не мог себе позволить. Не мог позволить нам. Если я проявлю слабость, поддамся эмоциям, толкнувшим меня вчера к Агате, уже не смогу сдать назад.

Но я не должен.

И не только потому, что София просила меня об этом. Она - не единственная причина.

Теперь, когда я вынужденно встал на паузу, когда появилось время остановиться и подумать, врубить мозги, а не вестись на поводу у других своих органов, я не мог игнорировать тот факт, что ни я, ни Агата не были свободны.

На Толчина мне плевать. Ничего против него лично я не имею… Точнее, я ничего против него не имел бы, если бы не одна маленькая деталь - он сп… он встречается с моей девочкой.

Вот Алекса мне не чужая. И хоть мы с ней ничего друг другу не обещали и в вечной любви не клялись, я не могу поступить с ней как последняя сволочь. Не могу просто выпнуть из своей жизни, перевернуть страницу и начать с Агатой с чистого листа.

Или могу?

Тогда на палубе Агата застала меня врасплох, и я был чрезмерно груб с ней. Необоснованно. Недопустимо. Непростительно.

Я не был готов к разговору и, защищая свою мать, сорвался на ней. Опять.

Если память не подставляет, и считать я не разучился, то это уже в третий раз.

Мама подозрительно часто встает между мной и Агатой.

Дело, конечно, не в матери, но кто-то, зацикленный на знаках и сигналах, наверное, задумался бы.

Кто-то. Не я.

В “моем” городе я пожалел, что заключил эту сделку с Софией. После Монако смотреть на то, как Толчин держит Агату за руку, обнимает за талию, хозяйским жестом притягивает к себе и целует в волосы или другими какими способами нагло демонстрирует свое право на нее, еще невыносимее. Я одергивал себя, запрещал смотреть в их сторону, но уже через минуту взгляд возвращался, как примагниченный.

Приговоренный.

Но приговорил я себя сам. Когда в ответ на ее обвинение повел себя как полный мудак.

Что за хрень тогда случилось со мной? Почему в ответ на ее обвинение я просто не сказал правду? Которую было так легко проверить и доказать, хоть мама уже улетела.

Что заставило меня, вместо того, чтобы всё объяснить и уладить нелепейшее недоразумение, сказать ей всё то дерьмо, что я в итоге сказал? Откуда взялось это желание съязвить, ударить побольнее? Она так уж сильно меня задела? Ну ладно, конечно, задела. Но всё равно моя реакция была необъяснимой.

Я не мог найти для нее оснований ни тогда, ни сейчас.

И тот порыв аукнулся мне теперь мама, не горюй.

Из-за своей несдержанности я лишился Агаты, а теперь всё так закрутилось, что мне приходится отталкивать ее, окатывать равнодушием. И постоянно - в лифте отеля, на открытии и банкете - избегать даже смотреть в ее сторону, чтобы не видеть боли и слез в ее глазах. И обещать себе, что искуплю каждую слезинку.

Ладно, подбери сопли, Воропаев, и двигай в этот “нормальный бар”, близнецы уже копытом бьют.

Попрощавшись с администратором, провожающим последних гостей, поднимаюсь в номер.

- Ты точно не пойдешь с нами? - спрашиваю Алексу, быстро переодеваясь.

Она сняла платье и лежит на заправленной кровати в одном белье.

- Точно нет. Ты долго?

- Нет, - качаю головой. - Хочу выспаться. Мы же завтра в Салоу? План тот же?

- Конечно. Ты обещал! - подскакивает, подбегает ко мне и, забрав снятые вещи, сама убирает в шкаф. - Поедем рано. Я хочу везде прокатиться.

- Прокатишься, - обещаю еще раз.

Сам я хоть и не испытываю Алексиного энтузиазма, но тоже не прочь сбросить лишний адреналин на Кондоре или Драконе.

Иду к выходу, но она останавливает меня, напрыгнув сзади и обвив шею руками.