- Ничего - лепечу испуганно, сама понимая, как неубедительно это звучит.

Даже не неубедительно - это звучит, как признание. Если и были у него сомнения в верности своих предположений, я только что сама себя сдала. Поэтому я делаю еще одну попытку. Сглатываю колючий ёжик в горле и, не глядя на Тему, произношу спокойнее и ровнее:

- Ничего. Кроме того, что иногда он меня бесит. Вот как сегодня - включил старшего брата и чуть не силой выволок меня из клуба.

Одновременно я скидываю с себя полотенце и начинаю сушить им волосы, оставаясь перед Артемом полностью обнаженной.

“Какой дешевый прием, Агата Павловна, докатилась!..” - колет пронзительно непрошеная мысль, но я запрещаю себе на ней зацикливаться.

Конечно, я не надеюсь своей наготой отвлечь Артема от его подозрений, переключить на другие мысли и желания, но надеюсь таким образом показать, что мне нечего скрывать. Типа я честна и открыта. А сама мелко и противно дрожу.

- Не ври мне, - говорит глухо мне в спину.

- С чего ты взял?.. - оборачиваюсь к нему и осекаюсь.

Его лицо потемнело от боли, а во взгляде почти черных сейчас глаз так много всего - неверие, обида, тоска, непонимание, злость, - что я не могу продолжать выкручиваться. Это подло и бессмысленно. Сейчас меня спасет только правда.

Полуправда.

- Ничего. Правда ничего. Уже нет, - говорю тихо и безжизненно.

Я так боюсь потерять еще и Артема, что готова бухнуться на колени, но это так же бездейственно, как и нелепо.

- А что было?

- Это неважно. Артем, это было давно, очень давно, - горячо убеждаю я. - Мы расстались и больше ничего не значим друг для друга.

- Ты сама-то в это веришь? - усмехается, а глаза тускло блестят.

Что это, слезы?! Колючий ёжик в горле разрастается до невиданных размеров.

- И верю. И знаю.

Я все же падаю перед ним на колени, но только чтобы заглянуть в его глаза, которыми он уставился в пол. Вряд ли в ковре есть что-то так его заинтересовавшее. Я приподнимаю его голову за подбородок и заставляю посмотреть на себя. Он не сопротивляется.

По глазам, красным и сухим, уставившимся в одну точку где-то на моем лбу или переносице, я вижу, что он отчаянно хочет верить мне, но и знает, что ощущения его не обманывают.

- Тём, - зову я, призывая посмотреть мне в глаза. - Это в прошлом. У нас была история, но она закончилась. Закончилась ничем. А неожиданная встреча и новый свалившийся на нас статус немного выбили из колеи.

- Немного?! - он ведет головой, освобождаясь от моей руки. - Ты упала в обморок, увидев его.

Я понимаю, какой трэш сейчас творится в его голове. Как начинают складываться в одну четкую картинку обрывочные и разрозненные кусочки паззла. Все, что раньше просто казалось странным, а теперь приобрело смысл: мое бегство с юбилея, неприятие сводного брата, нежелание проводить с ним время. Он уже спрашивал меня об этом, и я решаю напомнить ему.

- Ты же давно заметил, что я стараюсь избегать Марселя. Разве я бегала бы от него, если бы он был для меня важен?

Артем неотрывно смотрит мне в глаза и никак не реагирует на мой вопрос. Да ответа я и не требую.

Мне нужно, чтобы он меня выслушал и поверил мне.

Без него я не выживу.

- Когда он рядом, я поневоле вспоминаю то, что было, а я не хочу это помнить. Уверена, он тоже. И этот круиз…

- В Монако он кинулся спасать не Алексу, а тебя, - напоминает он зло, перебивая меня.

- Тогда все были на адреналине, так получилось. Ты тоже не остался со мной, а побежал к Алексе. Неужели это значит, что у тебя к ней какие-то чувства и мне следует беспокоиться? - пытаюсь я улыбнуться.

Он тоже пытается, и я, окрыленная этой маленькой победой, тянусь к нему губами, стремясь поцелуем стереть последние сомнения и увести его от опасных и совершенно ненужных нам мыслей.

Я не вру ему - я действительно ничего не значу для Марселя. И он теперь для меня тоже ничего не значит. Он - мое прошлое. Прекрасное и ужасное. А Артем - будущее. Прекрасное и близкое. По крайней мере, я намерена сделать все для того, чтобы это стало правдой. Я верю в это и очень надеюсь, что и Артем мне поверит. Даст мне шанс.

Он не отстраняется, не отталкивает меня, и, пусть не сразу, но отвечает на поцелуй, и я не даю ему возможности передумать, не ограничиваясь одним поцелуем и не задерживаясь на его губах. Люблю его страстно и самозабвенно, всю ночь, раз за разом доказывая, что я его девушка и только его.

И засыпаем мы только на рассвете в объятиях друг друга. Я, как всегда, свернувшись эмбрионом и всем телом ощущая тепло Темы, полностью повторяющего положение моего тела и обнимающего меня сзади.

***

Просыпаюсь от внезапного ощущения холода по обнаженной коже, тяну на себя воздушное одеяло, оно легко поддается, и я понимаю, что на кровати я одна. Иначе второй конец одеяла был бы подоткнут под теплолюбивого Толчина. Он всегда так предотвращает мое варварское завладение одеялом в единоличное пользование. Предложение использовать два одеяла принципиально отвергает, но и в обиду себя не дает.

- Тёма, - зову озадаченно, потому что не вижу его в пусть и большом, но однокомнатном номере, и прятаться тут негде, и не слышу шума воды в душе.

Списываю этот факт на совершенную звукоизоляцию и иду в ванную убедиться, что Артём там.

Но кабина пуста и почти суха - сегодня утром ей явно не пользовались. Дохожу до стоящего к кровати спиной большого с высокой спинкой дивана - лежащего на нем человека запросто можно не заметить, - хоть и не могу придумать, зачем Толчину перебираться от меня на диван.

Да не, конечно же, могу. И сердце в страхе сжимается, но и на диване Тёмы нет. Снова зову его, громче, уже понимая по тишине, что в номере, кроме меня, никого.

- Куда ты делся? - озвучиваю свои мысли вслух и возвращаюсь к кровати, чтобы взять с тумбочки свой мобильник.

Но рука, протянутая к нему, замирает на полпути, когда я замечаю прислоненный к стационарному телефонному аппарату лист, вырванный из блокнота с логотипом отеля с почерком Толчина - записка.

Я еще не знаю, что на ней, но уже панически боюсь брать ее в руки, будто она ядовитая. Лютый, неконтролируемый страх накатывает внезапно и сокрушительно. Слезы мгновенно наполняют глаза, и их так много, что они не задерживаются в уголках глаз, а сразу стекают по щекам к подбородку и ниже. Сколько-то секунд я ничего не вижу, потом делаю глубокий вдох, выдавливаю из-под век остатки влаги и вновь открываю глаза.

Мне не нужно брать записку в руки, я и так могу прочитать каждое слово в ней.

“Спасибо за эту ночь. Но я так не могу. Прости. Домой можешь возвращаться. Я тебя не гоню. Поживу пока у родителей. Прощай. А”.