Шрифт:
Закладка:
Канцелярия гетмана приготовила письма к его величеству и полномочия полковникам. И то и другое было торжественно скреплено:
«Что свидетельствуем, и для большей верности выдали мы послам нашим эту доверенную грамоту, скрепленную выше печатью нашего войска и собственноручной подписью нашего войскового писаря Льва Вороновича. Дано в Базавлуке, при Чортомлицком рукаве Днепра, 3 июля, года господа 1594».
Запорожский круг долго не расходился. Почтенных лет казаки и часть старшин, потея, считали на кобеняках немецкие деньги, сбивались со счету и вновь начинали передвигать золотой металл с места на место. Гетман и другая часть старшин прохаживались меж казаками, разжигая воинственные настроения в наиболее упрямых приверженцах полковника Нечипора.
Вдруг с лодок привели двух хорошо одетых и вооруженных послов, не иначе из королевской стражи. Микошинскому они и показались польскими эмиссарами от самого Замойского, а может быть и от короля. Какие несвоевременные свидетели! Виноватыми, от страха расширенными глазами окинул он присутствовавших: не задержался ли где-нибудь Ля- сота? Но его давно уже не было в круге.
— Пан гетман! К тебе эти двое по делу, а чьи — не сказали.
Микошинский обеими руками поправил отвисший под тяжестью пистолетов и сабли посеребренный пояс и, задевая ногами кривую саблю, пошел им навстречу. А круг кипел надеждой и сомнениями.
— Прошу… Я гетман казачества Низового.
— Уважение и честь тебе, батько сечевой. Мы посланы к тебе старшим украинских войск, находящихся в походе за пределами Украины, Северином Наливайко.
— Наливайко?.. — гетман, заметно волнуясь, подтянул перекосившийся пояс.
— О, чортово семя… Наливайко уже к тебе послов посылает, а? — насмешливо спросил Григор Лобода, не скрывая своего неуважения к послам.
Поспешно направившись к кружку старшин, он, смеясь, шепнул эту новость полковникам. Нечипор живо обернулся, подошел к послам и, не обращая внимания на гетмана, стал расспрашивать:
— А где ж Северин? В походе? Против кого?
— Наш старшой Северин Наливайко всем вам челом бьет. Не ожидал он, что его боевые товарищи так нелюбезно будут приняты на Чортомлике.
Юрко Мазур, похоже издеваясь над гетманом, тоже стал поправлять тугой, золотом кованный турецкий пояс, на котором ловко висела сабля. Полковник Нечипор опытным взглядом смерил гордые фигуры посла и его молчаливого и чересчур длинного товарища. Еще не додумав чего-то, как будто и за себя обидевшись, сказал:.
— Самого Наливайко, может, и совсем бы не приняли у нас. Не к лицу жаловаться на негостеприимство человеку, который тупил нам казацкие сабли…
— Это враг наш, а не старшой украинского войска! — крикнул Лобода.
— Не враг, пан Лобода, потому что не. за себя и мы с оружием в руках столкнулись с Северином под Пяткою. К тому же ваша. Риторе, сабля ни разу и не скрестилась с саблей Северина, — язвительно рассмеялся Нечипор.
— Так скрестится, пан Нечипор, матери его сто дьяволов!
— Не позавидую вам тогда, Ригоре, лучше избегайте этой встречи.
Микошинский уже оценил пояс на Юрко, заметил, как рука второго посла судорожно сжала эфес сабли, и примирительно прикрикнул на обоих полковников:
— Стыдитесь, полковники! Еще за чубы схватитесь!
Микошинский предложил послам изложить, с чем прибыли они от этого Наливайко. Мазур громко, чтоб слышали и казаки в круге, сказал, что Наливайко тогда, под Пяткою, словом рыцарским был связан с князьями Острожскими, слугою доверенным был у них и не мог обесчестить свое казачье слово. Да и не сечевикам, не казакам нанес он поражение под Пяткою, а шляхтичу Косинскому, который ради собственной выгоды, а не по воле народа проходил через украинские земли.
— Косинский был вам не лучшим другом, чем любой шляхтич или князь. Наливайко это знал, когда шел в бой, — закончил Мазур.
— Кому рассказываешь? Молод еще учить! — крикнул Лобода, стараясь осрамить посла перед казаками.
— Не вас учу, пан полковник. Если родной отец не научил вас разбираться в друзьях и врагах, то мне ли… удастся научить?
— Ого! Да он остер на язык!
— Воюем не языком, пан гетман, а еще более острой сталью, по неуклонной воле народной. Панове казаки, уважаемые старшины, и ты, гетман сечевой! Наливайко прислал нас не для покаяния за прошлое, а для дружеского разговора о настоящем и будущем украинского народа…
Шум в круге стих, даже почтенные старшины перестали считать деньги на кобеняках. Только Лобода, синий от обиды, еще бормотал себе под нос какие-то бранные слова.
Нечипор стал рядом с послами и так смотрел на казаков в круге, словно с гордостью подчеркивал, что не Юрко Мазур, а сам Нечипор был старшим послом от Наливайко, своего выученика в военном деле.
А Мазур продолжал:
— У нас есть армия и оружие. Нелегко все это досталось нам, но сердцем спокойны мы, ибо меч свой заострили о головы врагов народных, в каком бы государстве они ни были. С нами, украинцами, идут беглецы от панов польских, от панов украинских, валахских, даже турецких. И хотим мы силу эту двинуть на Украину. Но коронные гетманы польские и их льстивые сообщники подстерегают нас хуже самого свирепого врага.
— Так вы нас, может, против короны подговариваете?
— Не подговариваем, пан гетман, а так, к слову пришлось. А прибыли мы за тем, чтоб о нашей кровной дружбе договориться и помириться.
— Мириться бы должен был сам Наливайко, а не… какие-то…
— Пан Лобода! Вы не повели бы себя так с ними за чортомлицкими берегами, — ответил за послов Нечипор.
— А мы и не обижаемся, пан Нечипор. Голова у полковника, правда, слабенькая, не полковничья, такую бы… да не место здесь ее… исправлять. А Наливайко, если на то будет воля казацкая, сам может прибыть в круг, принесет свою голову вам на суд. Если Низ желает этого, наш старшой за правду головы своей не пожалеет.
— Казачья голова, что и говорить! Я высказываюсь за мир с Наливайко и с его людьми. Я за то…
— За что, за что, пан Нечипор? — нетерпеливо подгоняли старшины полковника.
— За то, чтобы союз заключить не с императором Рудольфом, а с Северином Наливайко…
— Да этот ваш Наливайко давно уже в союзе с Рудольфом! — злобно выкрикнул Лобода.
Тогда Мазур опять сбросил шапку и окинул взглядом тысячную толпу круга. Обветренное и напряженное молодое лицо говорило о каменной стойкости. Не обращая внимания на выкрики обиженного полковника, он от всего сердца улыбался тяжелому, но дружескому дыханию тысяч низовиков. Он чувствовал, что казаки верят ему, а не
