Шрифт:
Закладка:
Осунувшийся, с блуждающим взглядом, Сальвадор Сантос выглядел гораздо хуже, чем во время прошлой встречи с Эленой. Инспектор пыталась понять, не симулирует ли он. Марьяхо сидела за компьютером, готовая печатать показания задержанного.
— Как ты себя чувствуешь, Сальвадор? Хочешь чего-нибудь?
— Таблетка. Моя таблетка.
— Я могу предложить тебе стакан воды.
Сальвадор повернулся к Марьяхо.
— Асенсьон, я принял таблетку?
— Я не Асенсьон, но я дам тебе воды.
Марьяхо встала и подала ему стакан. Взгляд Сальвадора блуждал по сторонам, не фиксируясь ни на чем. Элена молча наблюдала.
— Ты понимаешь, где ты?
— В музыкальной комнате, но музыки почему-то нет. Должно быть, сели батарейки.
Элена и Марьяхо переглянулись. Марьяхо скептически подняла бровь: инспектор знала, что это значит.
— Помнишь Лару Макайю?
— Лара Макайя… мне знакомо это имя. Асенсьон, не так ли звали нашу домработницу? — Он снова повернулся к Марьяхо.
— Нет, ее звали Светлана. Она была русская.
— А-а… — Старик кивнул.
— Сальвадор, кто ты по профессии? — спросила инспектор.
— Полицейский. Всю жизнь им был.
Он ответил очень уверенно.
— Ты помнишь, как расследовали смерть цыганки?
— Цыганская невеста, конечно, помню. Такое не забудешь.
— Прекрасно. А помнишь, кто ее убил?
— Отец, это было ясно с самого начала.
— Отец?
— Нет, погоди. Это был не отец. Это был фотограф. Молодой человек, который у них работал. Он ее и убил.
— А доказательства против него были?
— Много. Много доказательств. Классический случай. Я помню как вчера.
Элена молча кивнула, наблюдая за Сальвадором. Болезнь не может прогрессировать так быстро! Хотя пишут, что стресс может ухудшить состояние таких пациентов за несколько дней.
— Волосы на трупе были?
— Волосы? Нет, нет… Ах да, ну… волосы — это мое дело. Мы положили их, чтобы подкрепить обвинение. Наши полицейские штучки.
Он говорил так, будто это была невинная уловка. И улыбался, довольный, что поделился своим секретом.
— Я тоже полицейский, но я такими штучками не пользуюсь.
— Не пользуешься? Ну, ты молоденькая, еще научишься.
Марьяхо набирала показания на компьютере, еле слышно касаясь клавиш.
— Значит, против фотографа веских улик не было. Если пришлось подкинуть волосы.
— Судьи, они такие; если нет железных доказательств, могут и отпустить. Вот почему я подложил эту улику.
— Сальвадор, ты понимаешь, что мог упечь в тюрьму невиновного?
— Невиновного? Ни в коем случае, убил тот парень, никаких сомнений. Но дело в том, что уверенность должна быть подтверждена весомыми доказательствами. Одной убежденности для суда и присяжных недостаточно.
— А ты уверен, что это Мигель Вистас?
— Конечно. Абсолютно уверен.
— Если позволишь, Сальвадор, почему ты был так уверен?
— Потому что он сам мне сказал.
Элена изумленно посмотрела на него. Разговор шел гладко, и ей казалось, что старик все помнит, но последние его слова с этим впечатлением не вязались.
— Как?
— Так, — подтвердил Сальвадор. — Он сказал мне, что убил ее.
— Он признался в преступлении?
— Да. И до того нагло, что мне очень захотелось дать ему в морду.
— А почему этого признания нет в показаниях?
— Ах, ну, потому что этот сукин сын сделал его, когда я выключил камеру и остался с ним наедине.
— Почему ты выключил камеру?
— Ну, знаешь, есть у нас такая стратегия. Допрос иной раз затягивается, и, если ты не можешь ничего вытрясти из задержанного, надо остаться с ним наедине, без камер и свидетелей, и хорошенько его припугнуть.
— Значит, ты его допрашиваешь, а потом вдруг выключаешь камеру, просишь сотрудника, который записывает показания, выйти, и остаешься с ним наедине. И делаешь вид, что собираешься ему врезать.
— Вроде того, — признал старик.
— И что случилось?
— Он изменился. Агнец превратился в демона. И он сказал мне, что убил ее.
— Прямо так и сказал?
— Ну почти. — Он сделал над собой усилие, чтобы вспомнить, и наконец вспомнил: — Нет, он сказал очень странно.
— Помнишь, что именно он сказал?
Сальвадор наклонился вперед. Его глаза забегали. Потом остановились, он вздернул подбородок и театрально произнес:
— Я не убивал Лару. Я помог ей возродиться.
— Возродиться?
— Он так сказал.
— Похоже на мессию или гуру какой-то секты.
— Или демона, — повторил он. — Этот парень был демоном. Я включил камеру и попросил его повторить фразу. Но демон тут же исчез. Он снова был ангелочком, который и мухи в жизни не обидел.
— Сальвадор, ты уверен в том, что рассказал мне?
— Абсолютно уверен, он произнес эту фразу. И я сам знал, что это он. Вот почему я подложил волосы: чтобы он не ускользнул от меня. Что это?
Он указал на потолок с гипсовой лепниной, потом посмотрел на стену, уже требующую покраски.
— Ничего, просто стена.
— Я говорю не о стене, я говорю о человечках, которые здесь расхаживают.
— Марьяхо, ты видишь человечков?
— Я — нет.
— Нет никаких человечков, Сальвадор.
— Асенсьон! Асенсьон!
— Асенсьон дома, успокойтесь.
— Это мой дом. Я хочу, чтобы пришла моя жена.
— Завтра ты сможешь поговорить с ней, хорошо?
Сальвадор посмотрел на дверь с опаской, но потом успокоился.
— Хорошо.
— Ты очень помог нам, вспомнив допрос Мигеля Вистаса. Ты знаешь, что его все равно выпустят из тюрьмы?
— Как, Мигеля Вистаса? Нет, я рассказывал о цыгане, об отце.
— О цыгане? Это Мойсес сказал, что Лара возродилась?
— Да, это был цыган. Он сказал эту фразу. Вот почему мне было ясно, что это он.
— Давай разберемся, Сальвадор. Ты только что сказал, что убийцей был Мигель Вистас и что ты был в этом уверен.
— Мигель Вистас? Не знаю, может быть. Я уже не помню. Один из них двоих сказал эту фразу. Но если позволишь мне ознакомиться с моими записями…
— Не волнуйся, — отчаялась Элена. — Попробуй немного отдохнуть. Пока достаточно.
Глава 60
Бутылка граппы почти опустела. Лица людей, проходящих через арку Пласа-Майор, начали расплываться. Элена устала. Хотелось забраться в постель, но, кажется, до спальни ей не дойти. Если она продолжит просматривать снимки с камеры, то, возможно, увидит человека с лицом, изрытым оспой. Всякий раз, когда она решала перестать их смотреть, ей чудилось, что на следующем появится именно он. И она говорила себе, что посмотрит еще немного. Так могло продолжаться до бесконечности.
Она уже привыкла к параду лиц во сне. К человечкам вроде тех, которых видел Сальвадор в комнате для допросов. Она не страдала от галлюцинаций, человечки жили в ее голове уже много лет. В ночной хмельной карусели перед глазами кружились лица знакомых людей. То блуждающий взгляд Сальвадора Сантоса, то добродушное лицо бывшего мужа в Уруэнье, настолько счастливое, что просто не могло быть реальным, то выражение оскорбленной гордости на лице Исмаэля Риверо, то тревожного ожидания — у Мигеля Вистаса в тюрьме. Но больше всего ее мучил печальный, убитый взгляд Сарате, который не смог защитить своего учителя.
В дверь позвонили, и Элена подумала, как же ей изловчиться встать, где взять силы поднять руку и открыть замок. Она была уверена, что это Сарате; пожалуй, ему стоит взглянуть на нее в таком плачевном виде. Это уравняет их силы в споре, которого не миновать. Но вошел Рентеро.
— Я не слишком поздно? — спросил он вместо приветствия.
Элена впустила его молча, никак не комментируя не самое подходящее время для визита.
— Раз ты не звонишь с новостями о допросе Сантоса, пришлось приехать самому, чтобы ты все рассказала.
— Хочешь чего-нибудь
