Именно этого венецианцы и боялись больше всего на свете, а слухи о характере Генриха только усиливали их опасения. Сын Барбароссы в полной мере унаследовал отцовскую решительность и силу воли, но его ненависть была обращена не столько против городов Северной Италии, сколько против Восточной империи. Попросту говоря, он ставил целью уничтожить Византию, возродить единую Римскую империю под своей властью, а затем расширить ее за счет средиземноморских территорий, в число которых – по итогам очередного крестового похода – Генрих намеревался включить и Святую землю. Всего несколько лет назад такие мечты показались бы фантастическими и даже абсурдными, но теперь Комнинов не стало, а династия Ангелов, занявшая трон Константинополя, оказалась неспособной к эффективному правлению. На протяжении десяти лет в Восточной империи царил хаос; наконец в 1195 г. император Исаак II был свергнут, ослеплен и заточен в тюрьму. Низложивший его брат, слабый и психически неуравновешенный человек, страдающий манией величия и неспособный отвечать за свои решения, взошел на трон под именем Алексея III[103]. Завоевать Святую землю тоже казалось теперь нетрудным делом. Саладин умер, а без него армии мусульман уже не представляли такой грозной силы, как раньше.

Места для независимой морской республики в планах Генриха не предусматривалось, и если бы он преуспел в своем первом начинании – а это было вполне возможно, – то Венеция наверняка пала бы одной из его жертв. К счастью для всего мира, этого не случилось. В 1197 г. в возрасте тридцати двух лет Генрих умер в Мессине. Несколько месяцев спустя скончалась и его жена Констанция, оставив пятилетнего сына Фридриха на попечение папы Иннокентия III.

Обе империи фактически лишились правителей, нормандская Сицилия прекратила свое существование, в Германии вспыхнула война за имперское наследие, а Франция и Англия тоже, хоть и не столь ожесточенно, занялись проблемами престолонаследия, давшими о себе знать в связи со смертью Ричарда Львиное Сердце в 1199 г. Папа Иннокентий III обнаружил, что в Европе у него не осталось соперников. Византия его не интересовала, но идея нового крестового похода вызывала большой – даже, пожалуй, чрезмерный – энтузиазм. Трудность состояла лишь в том, чтобы отыскать подходящих предводителей. Нехватка венценосных особ папу не беспокоила: прошлый опыт показал, что от королей, то и дело вздоривших между собой и вызывавших бесконечные проблемы протоколов и старшинства, больше вреда, чем пользы. Куда лучше его целям послужили бы несколько крупных аристократов. Иннокентий III еще подыскивал кандидатов, когда к нему пришло послание от графа Тибо Шампанского.

В один из сентябрьских дней 1197 г. Генрих Шампанский, правитель того, что осталось от Утремера, проводил смотр войск из окна своего дворца в Акре. Неожиданно в комнату вошла делегация от местной пизанской колонии. Генрих обернулся, чтобы приветствовать гостей, и нечаянно сделал шаг назад. Карлик Скарлет схватил Генриха за край одежды, пытаясь его удержать, но слишком поздно. Вместе они рухнули из окна. Скарлет отделался переломом ноги, а Генрих погиб.

Два года спустя младший брат Генриха, Тибо, устроил турнир в замке Экри на Эне. По причине своей юности – тогда ему было лишь двадцать два года – Тибо не сопровождал Генриха в Святую землю, но Крестовые походы были у него в крови: ведь он приходился внуком Людовику VII и племянником одновременно Филиппу Августу и Ричарду Львиное Сердце. Он был энергичен, честолюбив и преисполнен религиозного пыла. Во время турнира к нему и его друзьям обратился знаменитый проповедник Фульк из Нёйи, разъезжавший по Франции и призывавший народ к новому походу на Восток. Долго уговаривать молодых людей не пришлось. Тибо тотчас отправил гонца к папе Иннокентию III – объявить о своей готовности выступить в Святую землю; другие посланники поспешили во Францию, Германию и Фландрию – заручиться поддержкой местных принцев. Все, кого Тибо призвал на помощь, ответили согласием: молитвы папы Иннокентия III явно были услышаны.

Главную проблему составляла транспортировка: Ричард Львиное Сердце, прежде чем покинуть Палестину, высказал мнение, что самым слабым местом мусульманского Востока был Египет, а значит, именно туда следовало направить очередной удар. Из этого вытекало, что армию необходимо переправить морем, а для этого требуются корабли в таком количестве, в каком их могла предоставить только Венецианская республика.

В 1201 г., в первую неделю Великого поста, в Венецию прибыл отряд из шестерых рыцарей во главе с Жоффруа де Виллардуэном, маршалом Шампани. Они изложили свою просьбу перед Большим советом, созванным специально для этой цели, и через восемь дней получили ответ. Республика согласилась предоставить суда для перевозки 4500 рыцарей и такого же количества лошадей, 9000 оруженосцев и 20 000 пеших воинов, а также провианта на девять месяцев. За это она запросила 84 000 серебряных марок. Вдобавок Венеция обязалась полностью снарядить пятьдесят галер за собственный счет – при условии, что ей достанется половина всех завоеванных территорий.

На радость потомкам, Жоффруа оставил полный отчет не только о самом походе, но и об этих подготовительных переговорах. Мало кто из его современников справился бы с такой задачей лучше, и не только потому, что Жоффруа был непосредственным участником событий. Старофранцузский диалект, на котором он пишет, – а именно ланг д’ойль, употреблявшийся в то время на севере Франции, – охарактеризован у одного английского историка рубежа XIX–XX вв. как «одно из самых восхитительных средств выражения, какие когда-либо видел мир», а Гиббон более точно определяет язык Жоффруа как «грубую идиому его века и страны». Но так или иначе, его стиль отличается ясностью и размеренностью. На первых страницах его труда представлена картина венецианской демократии – именно такой, какой она была на деле. Как выясняется, прежде чем принять решение, дож Дандоло консультировался поочередно с Советом сорока, с прегади и Большим советом. Но в таком важном деле невозможно было обойтись без всенародного собрания. Жоффруа повествует:

Наконец он созвал по меньшей мере десять тысяч [человек] в церкви Св. Марка, красивейшей из всех, какие только есть на свете; и он им сказал, чтобы они выслушали обедню Святого Духа и молили бы Бога вразумить их насчет просьбы, с которой обратились к ним послы. И все весьма охотно это исполнили.

Когда обедня была проговорена, дож позвал послов, чтобы они смиренно просили весь народ согласиться на утверждение этого договора. …Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, с согласия и по воле других послов взял слово…

Тогда… и дож, и все другие всхлипывали, плача от жалости, и восклицали в один голос, воздевая высоко руки, и говорили: «Мы согласны, мы согласны!» И затем поднялся столь великий шум и крик, что разверзается земля.

На следующий