этой неделе в газете появилась статья о мисс Саре Понсонби и ее компаньонке мисс Элеоноре Батлер, которых свет наградил прозвищем Лланголленские Леди[18], с довольно скандальным намеком.

– Если вы имеете в виду мисс Сару Понсонби, то да, – ответила леди Каролина, видевшая Элизу насквозь. – Впрочем, сплетен у меня для вас нет.

Щеки Элизы порозовели.

– А как насчет продолжения «Кенсингтона»? – поспешила она сменить тему, не желая, чтобы леди Каролина сочла ее сплетницей. – Вы намерены его издать?

– Если смогу.

– И вас не заботят последствия?

– Конечно заботят. Именно поэтому я и планировала будущим летом найти убежище в Париже. Расстояние хоть немного отдалит меня от всеобщего осуждения.

– Но… тогда зачем рисковать?

– Потому что я так хочу, – ответила леди Каролина словно о чем-то само собой разумеющемся. – Я очень горжусь этой работой, и будь я проклята, если позволю себя запугать.

– Вы не думаете, что было бы лучше… подождать? До более благоприятных времен?

Она мимолетно подумала об уверенно разрастающихся кривотолках, связывающих Мелвилла с леди Паулет.

– Я устала ждать, – сказала леди Каролина. – И больше не намерена это делать.

– Вы очень смелая. Я бы не смогла…

– Не смогли бы? А как же портрет Мелвилла?

Элиза покачала головой:

– Он навсегда останется анонимным.

Ее и без того терзали угрызения совести: Сомерсет, без сомнений, тяжело воспримет откровение о том, что она пишет портрет Мелвилла. А уж если это известие станет достоянием общественности…

– Впрочем, я тут подумала… У меня мелькнула одна мысль…

Элиза взглянула на профиль собеседницы, не решаясь продолжить, но потом сказала себе, что, в отличие от Мелвилла, который поддержал бы ее в любом случае, леди Каролина наверняка ответит честно.

– У меня мелькнула мысль, не отправить ли портрет на Летнюю выставку, – заторопилась Элиза. – Я видела картину мистера Бервика, которую он там выставлял, и подумала… я подумала, что мои работы не намного хуже. Но с другой стороны, зачем? Даже анонимный, портрет вызовет много вопросов, привлечет ненужное внимание, и все только для удовлетворения тщеславия.

– А как вы думаете, почему мистер Бервик выставляет свои работы? – вежливо поинтересовалась леди Каролина.

– Ради общественного признания, я уверена. Как еще он может заработать на жизнь?

– У него есть независимый годовой доход в две тысячи фунтов. Он сам мне это сказал.

Элиза задумалась над этим сообщением.

– Честолюбие и гордость – не те мышцы, которые обычно позволяется наращивать женщинам, – сказала леди Каролина. – Но это не значит, что мы не способны чему-то научиться. Если на самом деле вы тревожитесь о недостатке у вас таланта, спешу заверить: Мелвилл знаком с большим количеством художников, чтобы распознать даровитого, когда он его видит.

– Вы имеете в виду леди Паулет? – спросила Элиза, не успев остановить себя.

Леди Каролина помолчала, подтвердив тем самым обоснованность слухов.

– Да, наши с ней пути часто пересекались, – сказала она.

– Она так изумительна, как все говорят? – спросила Элиза.

Пейзажи леди Паулет снискали огромную славу еще до того, как она вышла замуж за лорда Паулета (большого покровителя искусств), и ей постоянно возносили хвалы в элегантных гостиных лондонского Вест-Энда.

– Она так талантлива, как о ней говорят, если вы это имеете в виду, и столь же своенравна, – ответила леди Каролина.

Слово «своенравна» прозвучало не как комплимент.

– И она красива? – продолжила Элиза, не в силах сдержаться.

Она сама не понимала, почему ей так важно услышать подтверждение, что эта дама красива. Разумеется, леди Паулет хороша собой, иначе не поймала бы в силки такого джентльмена, как Мелвилл. Но Элиза обнаружила, что жаждет подробностей.

– Бесспорно, она не из тех женщин, от которых легко отвести взгляд, – проронила леди Каролина.

Пожалев, что спросила, Элиза скованно кивнула.

– Ходят слухи, что она и Мелвилл состояли в… близком знакомстве, – сказала она, краем глаза поглядывая на собеседницу.

– Я не подозревала, что эти сплетни уже добрались до Бата, – бесцветным голосом откликнулась леди Каролина, и ее ответ, по мнению Элизы, можно было приравнять к признанию.

– По слухам, – отбросила всяческую тактичность Элиза, – то обстоятельство, что лорд Паулет узнал об интрижке, и привело вас сюда.

– Недопустимо с моей стороны обсуждать частные дела брата, – сказала леди Каролина прохладно. – Впрочем, будьте покойны, все замешанные серьезно пострадали.

Поняв, что ее отчитали, Элиза притихла, и они поехали молча.

Элиза с восхищением смотрела, как грациозно леди Каролина ведет фаэтон.

– Где вы научились так искусно управляться с поводьями?

– Меня научила мать. А ее – наш отец.

– Я и не знала, что она тоже умела.

Леди Каролина имела славу опытной возницы, но о покойной леди Мелвилл Элиза такого не слышала.

– Моя мать всегда была осторожна и на публике держалась как благовоспитанная леди, – проронила собеседница.

– Но ее приняли в высший свет? – спросила Элиза, наморщив лоб. – Я думала, покровительство королевы…

– Добиться, чтобы тебя принял свет, нелегко. Были те, кто находил ее загадочной и чарующей, но для многих она была не более чем женщиной, просто сменившей индийское имя Нур на Элеонора. Ей приходилось каждый день доказывать, что она достаточно утонченная, чувствительная, как всякая европейская леди, и знает английские обычаи.

Губы леди Каролины искривила горькая усмешка.

– В то же время английские дамы вокруг нее как ни в чем не бывало носили бенгальский муслин и кашмирские шали, обивали интерьеры своих домов индийским ситцем.

Элиза об этом не знала, наивно полагая, что, за исключением враждебности нескольких недоброжелателей, благословение королевы помогло преодолеть все препятствия.

– И вы не… – начала Элиза, вспомнив о решении леди Каролины пренебречь последствиями, – вы не испытываете похожего давления?

– Для меня все немного иначе. Я рождена здесь. Росла с герцогскими и графскими сыновьями и дочерями, играла с ними в детстве. Моя кожа светлее. Мне тоже нелегко, но по-другому.

Элиза молча кивнула.

– Впрочем, в Элдерли мы всегда чувствовали себя свободными, – добавила леди Каролина. – Мать учила меня управлять коляской на подъездной дорожке.

– Я считаю, что это замечательное умение, – с завистью сказала Элиза.

– Ничто не мешает вам научиться, – заверила ее собеседница.

Элиза рассмеялась:

– И кто же возьмется меня учить?

– Да хотя бы я, – заявила леди Каролина как о чем-то вполне обыденном. – Предлагаю начать немедленно.

– Вы наверняка не всерьез! – запротестовала Элиза.

– Я совершенно серьезна. Вы уже некоторое время понаблюдали, как я это делаю. Вот, держите вожжи.

– Леди Каролина, я не думаю, что это… – попыталась возразить Элиза.

– Называйте меня Каролина, – нетерпеливо потребовала собеседница, бросая поводья на колени спутницы.

Испуганно схватив вожжи, Элиза потянула их на себя, отклонившись назад, но Каролина уперлась ей руками в спину. Элиза обернулась на