Шрифт:
Закладка:
У него отлегло от сердца – даже стало легче дышать. О да, они говорили на одном языке! После стольких лет!..
– Выше всяких похвал. Глазам не верю. Но как тебе удалось?..
– Легко. Когда судьба протягивает тебе выигрышный билет – хватай его и беги. Так я и поступила. Но исповедь и слезы не входят в мои планы. Ты принес, что мне нужно?
– Она в чемодане, – ответил Беспалов и кивнул.
У стены дожидался старый чемодан с поперечными деревянными обводами. Директор тетра кукол «Лукоморье» господин Цоколь и худрук Песняков сразу признали бы в этом трофейном немецком чемодане тот самый, в котором пятнадцать лет назад Савва Беспалов принес им свою бесподобную Алису. На такой чемодан и сядь со всего размаха – не сломается. Как раз для транспортировки особо ценных грузов.
– Бери его, и пойдем, – сказала молодая женщина. Когда они проходили мимо консьержки, бросила: – Этот человек ко мне, он продавец кукол, я о нем говорила.
Они поднялись по лестнице. Лика открыла дверь, он вошел следом.
– Клади чемодан на кровать, – сказала она. – И показывай товар.
Беспалов аккуратно положил чемодан, щелкнул замками и открыл крышку. В поролоновой форме лежала зеленоглазая Лилит.
– Это какая по счету?
– Вторая.
– Я помню ее. – Она вытащила куклу из футляра, повертела в руках и положила обратно. – Великолепный образец.
– Да, неплох.
– А первая?
– У нее сломана рука – сустав.
– А третья – она уничтожена?
– Да, Верочкой Селезневой. Дурочка облила ее бензином и сожгла во дворе своего дома.
– И сошла с ума.
– Увы – она сорвала процесс.
– Первые три оказались хороши, но в чем-то несовершенны, – констатировала молодая женщина. – И только четвертая удалась на славу.
– Да, четвертая вышла на все сто.
– И на этот раз были верно прочитаны заклинания?
– И это тоже, – согласился Беспалов.
– Сколько она пролежала у тебя?
– Более десяти лет.
– И все-таки Женечка помешалась. Почему?
– Она была ребенком – вдвоем вам оказалось тесно в этой хрупкой оболочке.
Молодая женщина озабоченно смотрела на куклу в открытом чемодане:
– Этот вопрос интересует только по одной причине: что мне самой ждать в будущем? Что ждет меня?
– В таком теле? – усмехнулся старик. – Успех, деньги, слава. Или ты хотела что-то еще?
– Нет, этого будет достаточно.
– Можно спросить?
– Валяй, Савва.
– Чье это тело?
– Одной красотки, которая имела сокровище, но пользоваться им боялась. Представляешь? Получить гоночную машину и даже не посметь хоть разок прокатиться с ветерком? Разве это не преступление?
– Да, глупо.
– Она будет не внакладе. Наверстаю.
– В этом я не сомневаюсь.
– Хорошо помнишь меня?
– Пятьдесят пять лет прошло, а помню все, как вчера.
– Саввушка, Саввушка. – Она приложила ладонь к его щеке. – Мой старый рыцарь.
– Ты забираешь куклу с концами?
– Разумеется.
– А где главный образец, священный сосуд, мой грааль?
– В полиции.
– Копия нужна для подлога?
– Именно, Саввушка, именно…
– Расклад ясен.
Она обольстительно посмотрела на старого кукольника:
– Я готова расплатиться с тобой – прямо сейчас. Ты заслужил.
– О чем ты говоришь? Деньги у меня есть.
– Меня так трудно понять? – усмехнулась она. – Ты еще что-то можешь?
– В смысле?
– Ну что тут неясного? Как мужчина?
До старика дошло, и у него задрожали губы.
– Ты сейчас играешь мной?
– И не думаю. Я же обещала тебе награду.
– Ты предлагаешь себя? Гоночную машину?
– Именно.
– Ты все еще моя Лилит? Моя девочка, моя любимая? – Старик едва не подавился слюной. – Но насколько?
Она усмехнулась:
– Если ты спросишь, помню ли я, как мы ездили на электричке далеко за город, мотались по лесам и полям, а потом занимались любовью на берегу озера, я отвечу: да, помню. Я помню тебя шестнадцатилетнего, с пшеничной шевелюрой, совсем еще неопытного, как и все твои чувства. Потому что это – я…
Он подошел к ней, положил руки на бедра, ткнулся лицом в шею.
– Лилит, – хрипло прошептал он. – Девочка моя…
– Подожди. – Она отстранилась.
Быстро стянула через голову серебристое платье и, оглядевшись, повесила его на спинку стула. Затем стянула трусики, отправила туда же и призывно развела руками:
– Пользуйся, Саввушка, она ждет тебя…
Лика вернулась домой к трем и взялась жарить размороженные отбивные, но из памяти не выходила последняя сцена в гостинице «Чайка», когда старик после всего, что между ними произошло, сказал ей: «Если я больше не увижу тебя, то умру». Ей нечего было ответить ему, потому что дальнейшие контакты с Кукольником не входили в ее планы. Она была честна с ним – дала то, что обещала. Не надо было вообще ничего не обещать и давать! Осталась бы снежной королевой, строгой надзирательницей, забрала куклу и была такова. Только надо же, та, кто жила в ней, вспомнила о той стародавней поездке на электричке, о нежной страсти у озера, много о чем еще, и что получила? Скорбное соитие со стариком в дешевом гостиничном номере. Его слезы, жалобный детский лепет, когда он вымаливал у нее еще одно свидание. А она спешно одевалась, как будто в гостинице начинался пожар и дымом уже заволакивало коридоры. Какая глупость! Она не была уверена, что «ее Саввушка» не повесится сразу после ее ухода в этом самом номере, который она купила на сутки, или не вскроет себе вены в тесной гостиничной ванне.
Но на этом кошмар не закончился. У дома ее поджидал еще один старик – Троепольский! Сан Саныч. Главврач. Посыпались вопросы: почему она не берет трубку? Не перезванивает ему? И этот стал выпрашивать у нее свидание. Секса, любви. Понимания! И получил ответ: она увольняется. Сегодня же. Не хочет она быть старшей медсестрой – пошутила. Пусть Антонина Степановна не беспокоится – не будет она вырывать у нее кусок из глотки. И как он, Сан Саныч, мог поверить, что такая женщина, как она, Лика Садовникова, решила посвятить жизнь заботе об идиотах, пускающих слюни и справляющих нужду под себя? Совсем он, что ли, сбрендил? Жизнь – дурдом, так еще и трудовую лямку там тянуть? Она завтра уезжает в северную столицу работать танцовщицей в дорогом стриптиз-клубе, где за ночь платят столько, сколько она получает в психиатрической лечебнице за полгода. Сан Саныч хочет правду? Она танцевала с детства и уже работала стриптизершей в их городе, но внимание поклонников заставило ее сбежать от мира. Принудило запереть себя в футляр, съехать с квартиры, заточить в проклятую психушку. Подальше от похотливого светского бардака!
Главврач Троепольский, на котором лица не было, поверил ей, потому что видел, какой она могла быть. Обольстительным хамелеоном,