Шрифт:
Закладка:
– Нет, – решила я. – Зайдем через час.
Ровно через час, сгорая от любопытства – как там наш новобранец? – пришли, прихватив с собой еще и Марину. Дети пьют чай. Мишки нет.
– А где Миша? – спросила, все еще улыбаясь.
– Здесь где-то, – оглядывается оглобля-няня с чайником.
И тут стало совершенно ясно, что никакого Мишки тут нет и в помине.
В ту же секунду мир поделился на две команды: наши и чужие. Чужие стали одним целым и, не сговариваясь, врали нам про Мишку разное, а мы врассыпную бросились искать нашу пропавшую драгоценность. Его нигде нет. Нет в раздевалке, нет в туалете, нет в шкафах. Нет под стулом, нет за шторой. Белые и трясущиеся, мы подняли тревогу; забегали воспитатели, потеряла генеральский лоск заведующая с халой на голове.
– Миша! Миша! – надрывно крича, мы бегали взад-вперед, врывались в чужие группы, шарили глазами, выискивая полосатого мальчика: да тут все полосатые!
– Он только что тут был! – врет какая-то курица из другой группы, но у меня нет времени сказать ей об этом.
Садик огромный, с двором, с качелями, первый номер в городе, образцово-показательный.
Я бросилась к воротам: они были открыты. Я знала, знала точно, что Мишка ушел. В голове бухал молот, глаза застило белым, ноги подгибались.
Выбежала в сквер:
– Вы не видели мальчика? Он один ушел из садика!
Чужие бабки покачали головами – нет, не видели.
Он не мог уйти далеко, если в самом деле ушел только что. Значит, они нагло врут, и Мишка ушел давно. Сандрик чуть не плакал:
– Я бы остался с Мишкой…
Почему я его не послушалась, а доверилась этим курицам?! Я им оставила своего сына, он улизнул в неизвестном направлении, а они даже не заметили! А если бы мы пришли через два часа?
– Тут стояла какая-то женщина с мальчиком в полосатой майке, – на ходу выдумала одна из куриц.
Я вытащила телефон, чтобы позвонить в патруль. Руки ходили ходуном, я не попадала в кнопки. Надо держать рассудок в узде, а то вся преисподняя встала перед моими глазами и показывала, что могло произойти за этот час. Может, все-таки позвонить папе?
– Нашла! Нашла няня! – чей-то крик вернул мое угасающее сознание.
Мы побежали к воротам и увидели Марину. Она вела зареванного Мишку с грушей в руке. А грушу он откуда взял?! О чем я думаю – вот же он! Живой, здоровый и мрачный, с черными разводами на щеках.
Не помню, что я им сказала, но надо думать – пообещала разного.
– Вы взволнованы, – пыталась сохранить лицо заведующая. – Завтра утром поговорим спокойно.
Взволнованы – нет, вы слышали? Ну что с ними сделаешь? Посадишь? Оштрафуешь? Уволишь? Если бы Мишка потерялся, мне бы даже их коллективное харакири не помогло.
…Короткое и жесткое расследование показало, что дело было так: одна из куриц повела ревущих детей в актовый зал на урок музыки, где другая курица потерзала их звуками расстроенного рояля – оратория получилась душераздирающая – потом вернула обратно на первый этаж на завтрак.
– Он был в группе! – надрывалась курица. Она даже не запомнила детей в лицо – это же первый день!
Мы подошли как раз к завтраку, Мишки уже не было. Он вышел за ворота, пошел в сторону дома, рыдая в три ручья, за ним пошла какая-то бабулька, перевела через дорогу и оставила у продавцов фруктами.
Продавцы спрашивали у Мишки разное сначала на грузинском, потом на русском, под конец на армянском – он молчал, на этом их лингвистические познания закончились, поэтому ему просто дали грушу.
– Он ничего не говорил и только плакал, – сказали веселые продавцы, когда мы пошли их благодарить. – Грушу взял, сливы ел, а как звать – не сказал. Ну, Мишка!..
Потом подошел патруль и забрал Мишку. Он уже привык к продавцам и стал их обнимать. Господь Бог надел очки и пригляделся: пора было посылать спасателей. В этот момент мы как раз бегали по садику и планировали убить всех до единой сотрудниц садика.
Господь отправил на место происшествия знакомую нашей няни Марины – та шла на работу и очень удачно оказалась знакомой еще и одного из патрульных полицейских. Он ее подозвал, она узнала Мишку, но ни телефона нашего, ни адреса, конечно, сказать не могла. Она подумала, что Мишка убежал от Марины, и стала просить патруль погодить – няня наверняка вот-вот подойдет.
Бог решил, что мы все-таки слишком затянули волокиту, выглянул с небес, и наша Марина снова вышла за ворота садика. И ее через сквер увидела коллега, помахала рукой, и… а дальше вы уже знаете.
А если бы я не послушалась своих скребущих кошек и пошла через два часа? Мишку бы повезли в приют-распределитель и вечером показали по телевизору. Я бы оказалась за это время в глубокой коме и ничего бы не услышала. Мишка перепугался бы навсегда и, возможно, перестал бы разговаривать не только с незнакомыми, а и вообще. Я уж молчу про страдания Сандрика, Марины и про свои страдания. И про то, что бы со всеми нами сделал папачос, вернувшись с работы домой.
– Ты мог упасть в открытый люк!
Пациент молчал.
– Или тебя укусила бы бездомная собака!
Пациент поднял бровь.
– А еще тебя мог забрать злой человек и потом требовать выкуп!
Пациенту стало скучно.
Я схватила его и слегка потрясла, чтобы ему снова стало интересно.
– НИКОГДА! Слышишь? Никогда не уходи никуда без спросу!
– Я понял, – недовольно отодвинул меня пациент.
Господи, какое счастье, что ты сжалился над нами.
Я тоже убегала из дома. Надо же иногда вспоминать о генетике!
Мишкина работа
У Мишка настала трудная жизнь.
Хреновая, прямо скажем. Утром Марина, вместо того чтобы вальяжно брести вместе с Мишкой в парк знакомой дорогой и по пути точить лясы, обсуждая новые тряпочки в витринах, тащит его в детсад. Сдает его там чужой женщине и уходит. Мишке там не нравится до крайней степени, но он не какой-нибудь тютя, чтобы унижаться, пускать сопли и рыдать в три ручья по этому поводу.
Одну попытку удрать он уже совершил, теперь его обложили со всех сторон, как волка, даже в туалет одного не пускают. Группу поменяли – выбрали ту, которая на втором этаже, и новая воспитательница, как
