Шрифт:
Закладка:
— Милославский, вот ты как раз мне и нужен!
— Добрый день, Иван Дмитрич! Вот он я!
— Почему опять не посоветовался, поперек батьки полез!
— Вы про фотографии? Вам честно или убедительно?
— Давай честно.
— Боялся, что вы в стол положите, отчитаться в РОНО, а они всё и отберут. Сами отчитаться захотят. А снимки эти в одном экземпляре. И надолго.
— Откуда такие продуманные дети берутся? Не отвечай, я знаю, что ты знаешь. Риторический вопрос был. По сути, ты прав. У меня нет выбора, никто теперь фотографии не отберет. Купи себе пирожок.
— А чего вы их боитесь?
— Кого я боюсь?
— Этих дармоедов из РОНОвских? Вы на войне чего больше боялись обстрела или бомбежки?
— Бомбежки. Артобстрел, он как-то понятнее. Вот тут опасно, а тут не очень. И в щели можно укрыться снаряд не попадет. А бомба может куда угодно попасть. Стой, ты к чему спросил?
— Кто страшнее Юнкерс или РОНО?
— О-хо-хо. ГОРОНО лично мне ничего уже сделать не может, а вот школе гадостей наделать — легко. Так что не за себя боюсь.
— Понял, «Чудовище обло, озорно, стозевно и лайя». И никак победить не можем со времен Радищева.
— Точно, не можем. Ты на урок не опоздаешь?
— Скажу, вы меня задержали.
— Ну-ка бегом, Жорка! Зад тебе надрать, да поздно уже.
Убежал наглец, прямо как второклашка рванул на второй этаж. Еще, когда переводился в нашу школу было понятно, что неординарный парнишка. Послушать, индивидуалист и антисоветчик. А дела посмотреть — сплошная польза общему делу от него. Со стороны понаблюдать, вроде особняком держится. А ребята за него горой, да и он за них. Неоднозначный юноша. Такие если в бандиты идут, то первейшие разбойники. А если на труд, то верховоды и передовики. «Не знаю, что мне интересно» — врешь, Жорка, знаешь ты всё!
Глава 24
Время, вперед!
Старшие товарищи в больших кабинетах не занимаются ерундой. Каждое их решение, даже каждое слово способно изменить жизнь тысяч людей, а то и всей страны. Поэтому говорить старались мало. Писать и того меньше. В каждом кабинете на видном месте не висел плакат со словами, не сказанными Железным Феликсом:
«Молчи! Сказал вслух, не записывай! Написал, не подписывай! Подписал — не удивляйся!»
Подходила к концу эпоха застоя, но знал об этом во всем Советском Союзе всего один человек. Этот человек снова учился в восьмом классе и категорически не хотел «бить жидов, спасать Россию». Он даже не был уверен, что жиды в этот исторический период опять виноваты. Бить и спасать он был готов только своих товарищей. Бил он их увлеченно и с выдумкой. А спасал преимущественно тем, что на всякую дурь у парней не оставалось ни сил, ни времени.
Самое удивительное, что именно эти его стремления нашли самый горячий отклик в кабинетах, пусть не очень больших, но тоже вполне себе приличных. Товарищ Онегин решил, что тульские комсомольцы не зря сделали ставку на молодое дарование, в настоящее время его деятельность была направлена на создание информационного повода для оглашения инициативы туляков. Он даже не собирался тянуть одеяло на себя. Начинание родилось в Туле, а он всего лишь смог разглядеть его перспективность и поддержал на своем уровне. Петр просто хорошо сделал своё дело, какой он скромный молодец. Как приятно работать с качественным материалом. Как комсомольский функционер, Петя не мог не порадоваться подарку судьбы — выставке фотохудожника Родимцева в Манеже. Но одновременно его пугала какая-то нарочитая гладкость всей этой истории. Слишком здорово всё всегда выходит у Милославского, словно ворожит кто. Даже эта их встреча в Кремле, понятно не совсем случайная. Онегин уже несколько дней сидел в Туле и общался с обкомовцами по тому же вопросу. А когда узнал про организацию съемок в Кремле пошел полюбопытствовать, насколько мероприятие далеко от его темы. Но Милославский же не знал. При этом Жора просто взял его в оборот и разыграл как карту, которую сам себе замешал. Хоть бы спросил для приличия, как он тут оказался.
Кстати, наметанным глазом бывшего пограничника Петр тогда отметил очень прилично одетого мужчину, который вертелся около Жорки, а потом растворился как сахар в чае. Сначала Онегин данный факт не отметил в голове, а тут всплыло. Случайный тип, зевака? Или еще один просто знакомый, который помог Милославскому? Милославскому все помогают. Когда смену в Интернате распускали и он отвозил делегатов вторым рейсом, начальник вокзала доложился: вы билеты комсомольцам раздали и уехали, а ваш подопечный два билета перекомпостировал с доплатой на купе. Онегин даже не стал уточнять ничего, и так понятно, чья инициатива.
Записать фамилию фотографа, разузнать подробности — естественное направление действий. Потом встретиться побеседовать также естественно.
— Республиканский Комитет Комсомола заинтересован в молодежной инициативе по патриотическому воспитанию и прочая-прочая-прочая… Таким образом, мы всецело поддержим вашу готовящуюся выставку, но вы понимаете, что в данном свете были бы неуместны откровенно пошловатые кадры полуголых девиц в кольчугах на босу жопу.
— Знакомый оборот. Вероятно, вы с Милославским хорошо знакомы, а не просто курируете направление?
— Да уж, образно выражаться он умеет. А вас что с ним связывает? Если я слишком любопытен…
— Нет, всё нормально. Взаимопомощь. Мне были нужны доспехи и костюмы, а ему хочется заявить о своем музее. У меня сложилось мнение, что он очень целеустремленный молодой человек. Как говорится, хорошие люди должны помогать друг другу.
— Ну раз так, думаю и мы будем помогать друг другу как хорошие люди. Рад знакомству!
— Взаимно! Похоже, Жора умеет заводить знакомства.
— Это у него не отнять. И раз мы снова о нем, может тогда пригласите и его на открытие своей выставки?
— Именно его? Без товарищей?
— А кого еще? Он там главный двигатель. Понятно дело и я приду как куратор выставки от ВЛКСМ.
— У меня уже куратор есть?
— Уже есть. Одно общее дело делаем, как-никак.
Сентябрь мне запомнился как самый спокойный месяц за последний год. Учиться в сентябре легко, погода шепчет, листья падают и шуршат под ногами. Мы с родителями пару раз выезжали на тихую охоту за карагодниками. Эти грибы в сентябре растут в тополиных посадках вдоль полей и перелесках. Похожи на свинухи, да и не в них дело. Убранные