Шрифт:
Закладка:
Во главе легиона, само собой понятно, стал Иосиф Трумпельдор. Он был прекрасный солдат, герой, презирающий смерть, готовый на самопожертвование ради своего народа. Но именно эти черты его — излишняя воинственность при властолюбивом характере, повлекли за собой ряд серьезных ошибок и неумение наладить дело легиона так, как мы все себе первоначально представляли...
Ответственность его еще усугублялась тем, что он стал батальонным командиром в чине капитана английской службы. Он должен был помнить, что дело "еврейских полков" так же ново, как новы на еврейской улице "трудовые артели", и он должен был поэтому относиться к этому делу сугубо осторожно, а этой-то осторожности он и не проявил. Мы, солдаты и офицеры легиона, не чувствовали в нем реального начальника. Он представлял собою некое таинственное, мистическое, опоэтизированное существо, сросшееся со своим конем и мчащееся в неизвестную даль, не задумываясь ни на секунду над тем, что там впереди: неминуемая смерть или победные лавры.
Поистине можно сказать, что история легиона — это история И.Трумпельдора, и если были неудачи и ошибки у легиона, — то это ошибки и неудачи И.Трумпельдора. Он мнил, что легион — это он, он один. Несмотря, однако, на все ошибки и неудачи, он и легион заслуживают того, чтобы память о них жила в народе и не была забыта.
История Галлипольского отряда — это история сплошной неудачи. Правда, это была честная, благородная неудача, но все-таки — неудача. События развивались медленно, и ошибка Трумпельдора заключалась в том, что он хотел искусственно ускорить события.
Действительность разбила многие надежды и планы Трумпельдора, раскрыла всю иллюзорность его попытки "через Галлиполи войти в родную страну". Его порыв был реально бесплоден, но это был порыв подлинного рыцаря. Он говорил: "За страну, в которой я был оратаем, в которой стремлюсь в будущем ковать счастье народа, стоит сражаться. Что такое человеческая жизнь? Ведь это ничто в сравнении с жизнью народа. Отчего же не пожертвовать жизнью ради родины! Хорошо умереть за Родину!"
Этим настроением Трумпельдор сумел заразить весь свой отряд. Стоя во главе легиона, он своей обаятельной личностью сумел увлечь за собою и мечтателя, и скромного "шойхета",79 и веселого гуляку, и угрюмого земледельца, ибо в тот момент они верили, что на земле все люди, все евреи — Трумпельдоры. И мне, одному из этих легионеров, радостно было знать и ощущать, что в кипящей толпе народа есть не один, кто верует в святые идеалы и подвиги. Нас была горсточка. Многие из нас пали. Но наше дело живет. Оно молнией ворвалось в нашу жизнь и все в ней зажгло и осветило.
"У нас нет имущества для защиты, — выступим на защиту великой идеи", — такими словами звал нас за собой Трумпельдор. И мы пошли за ним, не задумываясь, как и он сам, над тем, что нас ждет впереди: смерть или слава.
Кто следил за практической деятельностью Трумпельдора в Галлипольском отряде, не мог не сознавать, что в практическом обращении с живым материалом он был положительно беспомощен. Мысль о том, что надо "показать этим англичанам" еврейскую отвагу и "выдержать" у них какой-то "экзамен", по-видимому, абсолютно завладела им, и он совершенно утерял то чутье, без которого и в менее ответственных делах трудно разобраться, не оступившись среди угрожающих противоречий.
С большой торжественностью прошла в легионе присяга. Капитан Трумпельдор в присутствии посторонней публики, Grand-Rabbin80 и полковника Петерсона,81 английского офицера, под ведением которого находился еврейский отряд, говорил легионерам: "Мы идем не в Палестину, но ради Палестины, и помните, ребята, что с томлением в душе и тревогой во взоре ожидаем мы первого боевого крещения. Оно придет, и я верю, что легионеры не дрогнут, ибо, добровольно наложив на себя великие тяготы войны, они должны радостно идти на служение народу, как идут на празднество". И он не ошибся. "За исключением одного, — говорит полковник Петерсон в свой книге об этом легионе, — все обнаружили удивительное спокойствие и самообладание во время высадки на Галлипольском полуострове. Они как будто совершенно не сознавали окружающей их опасности".
Началась усиленная работа. Через несколько дней легион выступил в лагерь. Не только солдаты были неопытны, но многим из начальствующих: офицерам и унтер-офицерам, нужно было учиться, как надо командовать. С большим рвением занялись они всем этим; и всего после трехнедельной лагерной жизни отряд был отправлен на Галлиполи. Первая и вторая роты, во главе с полковником Петерсоном и Трумпельдором, ушли на одну позицию, а третья и четвертая роты — на другую. Первая и вторая роты вернулись "победоносно" из Галлиполи, а третья и четвертая не вернулись, а их вернули... Сказалось отсутствие в их среде "капитана Трумпельдора".
***
1915 год был годом особой напряженной деятельности для Трумпельдора. Этот год был для него годом военных переживаний. Он, мирный пахарь, мечтатель, утопист, будущий организатор "Гехолуца" — воин. Ирония судьбы! Вегетарианец, толстовец, рыцарь труда, он всю свою жизнь воюет, ставит на карту свою и чужие жизни. Нелегко обошлось ему это; он страдал физически и морально. Две военные кампании проделал он: одну — в 1904 году, в Порт Артуре, а другую — в 1915 году, на Галлиполи. Там — бесстрашный рядовой, здесь — бесстрашный капитан. Там воевал за чужой идеал, тут — за свой, сокровенный. Тогда он был юношей, теперь мужчина 34 лет. Тогда он лишь начинал давать побеги, а теперь он был уже вполне зрелый и расцветший деятель и вождь. Ответственность тогда у него была лишь перед самим собою, а теперь ответственность на нем была огромная.
Между тем, он, видимо, относился к этой ответственности легко и все ставил на себя. О, эта ответственность! Всем хотелось понять, как мог он — умный, отзывчивый идейный, принять на себя ответственность за все те бедствия, которые он внес своим согласием предоставить еврейский легион как вспомогательную силу англичанам в Галлиполи, стать Zion Mule Corps82 — вместо того, чтобы, согласно первоначальным обещаниям, вести его в Палестину для освобождения страны. Ведь скажи он: "Нет, мы в Галлиполи идти не можем и не должны", — не пошло бы 90% легионеров...
* * *
В конце лета 1915 года я вынужден был покинуть Египет из-за болезни. До лета 1919 года я с Трумпельдором не видался. За эти четыре года утекло много воды, многое изменилось. Когда я увидел его после долгой
