51. О НЕЗАДАЧЛИВЫХ ЛЮБИТЕЛЯХ МУСКАТЕЛЯ

Было время — студенты-географы (конечно, лишь счастливцы, те, которые отличники и активисты) Герценовского института проводили свою летнюю полевую практику в Венгрии, наслаждаясь пребыванием на сытом «заднем дворе» Западной Европы. Контраст в уровне жизни «их» и «нас» был очень заметен, поэтому меркантильных интересов особенно никто не скрывал. К поездке «за рубеж» студенты готовились весь год, экономили, копя и клянча у родителей «тугрики» с тем, чтобы не только своими глазами увидеть одну из «витрин» социализма, но и заодно порадовать себя и своих близких обновками по части галантереи, бижутерии, аксессуаров, да и мало ли чем.

На высоте была и сама учебная практика. Дунай, сказочное озеро Балатон, обширные равнинные пространства Альфельда и Кишальфельда, гористый Дунантуль с глыбовым массивом Мечек, потрясающая карстовая пещера Агтелек с подземными реками и озерами, бальнеогрязевые источники — все это, и многое другое, давало обильную пищу для будущих учителей географии. И это только природа, а было еще архитектурное великолепие Будапешта и уют Сегеда, разговаривающие на колоритном языке местные жители с их культурой, дебреценские сосиски, токайские вина... (Впрочем, насчет токайских вин — это мы уже не в «ту степь»).

Студентов в комитете комсомола (и не только там), тщательно «натаскивали» к разговорам на идеологические темы, разного рода инструкторы «бабачили» о превосходстве коммунистических идеалов — не дай бог студентам «лопухнуться» в разговорах с местными «провокаторами». Это сейчас нам ведом смысл анекдота о том, что если человек на просьбу привести рифму к слову Европа говорит не ж..., а Пенелопа, значит, он неискренний и от него надо держаться подальше. Тогда неискренность в суждениях о достижениях нашей державы была возведена в ранг государственной политики в идеологической сфере. Подумаешь, нет у нас джинсов и кроссовок, зато есть передовой образ женщины в литературе, и ведь только у нас могут создать оперу для трех басов, и куда там до нас каким-то «итальяшкам» — «кишка у них тонка»: они могут создать оперу разве что для трех теноров!).

Вспоминается, как однажды, во время посещения богатого сельхозкооператива где-то в районе Пыфедьхазы (административный центр медье Сабольч-Сатмар-Берег, приблизительно одинаково удален от границ Словакии, Украины и Румынии) комсорг Ирина спросила у пожилого председателя по имени Янош о том, как у них обстоит дело с ... идеологической работой (!). Янош, великолепно владевший русским языком (как потом выяснилось, он выучил его в советских лагерях, куда его справедливо упекли как участника гитлеровской военной коалиции), посоветовал девушке вначале посмотреть его хозяйство, а затем пообещал ответить на заинтересовавший ее вопрос.

Кооператив, помнится, сильно поразил нас своей благоразумной организацией и эффективностью. Это гораздо позже автору довелось посетить в США высокомеханизированную индюшачью ферму в штате Айова, насчитывавшую 1 млн птиц и управлявшуюся все лишь двумя работниками — мужем и женой. Но и тогда автору, ознакомившемуся с кооперативом, уступавшим в рентабельности чуть ли не любой американской ферме, стало нестерпимо больно за состояние советских колхозов. Добротно обработанные поля, просторные, механизированные животноводческие постройки с породистым, ухоженным скотом, образцовое тепличное хозяйство, подвалы и холодильные камеры с уже приготовленной на продажу продукцией (салями, окороками и т. д.) произвели на советских гостей неизгладимое впечатление.

Вот тут Янош и «вставил» нашему комсоргу: «Вот то, что ты увидела, детка, это и есть наша идеологическая пропаганда, а не плакаты на покосившихся коровниках с надписями «Догоним и перегоним Америку!» Автору хотелось аплодировать бывшему гитлеровцу Яношу (и это несмотря на то, что наш собственный родитель был тяжело ранен именно при «взятии» Будапешта). В условиях восточноевропейского социализма он успешно доказал, что вся наука менеджмента представляет собой ни что иное, как настраивание других людей на эффективный труд без идеологических заклинаний и унизительной болтовни.

Что же касается преподавателей, то они, конечно, лучше студентов были подкованы в идеологической сфере, чего не скажешь о некоторых других областях их деятельности...

Вместе с профессором Кириллом Михайловичем Петровым (кузеном известного композитора) мы никогда не отказывали себе в удовольствии выпить в обед бокал хорошего сухого вина. Главное, лишь в том, чтобы вино было натуральным, живым, способным подарить здоровье и освежающий вкус. Для этого, кроме всегда дефицитных денег (форинтов), нужно было малость знать венгерский язык (дело все-таки деликатное), а он, по общему признанию, был ужасен для воспроизведения (достаточно того, что представлен 35 падежами и многочисленными суффиксами, не говоря уже о звуковых и фонетических деталях).

Как-то оказавшись в продовольственном магазине г. Мишкольца и обозрев его витрины, моему коллеге пришла в голову блистательная идея — приобрести сразу десятилитровую канистру вина (на месяц вперед), на которой красовалась крупная гроздь винограда с надписью Muscatel (мускатель). Профессор рассчитал, что эта покупка в складчину позволит нам заметно сэкономить немалые средства, что выглядело достаточно ценной мыслью. Не доверять Кириллу Михайловичу, прошедшему до этого научную стажировку в Нидерландах (в те времена, это удавалось единицам, в том числе детям академиков, кем он был в действительности), было для нас как-то неудобно.

Откровенно говоря, автор не был силен ни в сортах винограда, ни, тем более, в виноградных винах, и отличить мускат от мускателя (мюскаделя) не мог. Это потом уже стало ясно, что мускатель не имеет никакого отношения к семейству мускатного винограда — это название невысоких по качеству вин, производящихся из мускатных сортов винограда, но с добавлением виноматериала других сортов. Будучи более дешевыми, они имитируют некоторые вкусовые и ароматические качества настоящих мускатных вин. (Иногда мускателем называют также шипучие вина с мускатным ароматом, достигаемым при помощи искусственной эссенции). Короче говоря, сегодня автор вряд ли позарился бы на такой сорт вина, но непереводимые надписи на наклейке канистры не смогли нас предостеречь от разочарования, наступившего в тот же день.

Торжественно отвинтив крышку канистры за обедом и причмокнув на всякий случай, Кирилл Михайлович неожиданно обомлел: из нее в алюминиевую кружку (неотъемлемый атрибут рюкзака в те годы) потекла густая, как гудрон, жидкость, которую вином назвать было трудно. Вместо него в канистре оказался мускателевый сироп, предназначавшийся скорее для кулинарных целей. Уплатив за него немалые деньги, два профессора предстали в собственных глазах в существе настоящих лохов, с сильно подмоченной репутацией.

Но, читатель немало удивится, узнав о том, что после столь неудачной покупки наша репутация как-то вдруг «поползла» верх. Такой поворот оказался возможным после того, как та самая злосчастная канистра с сиропом была презентована студентам для добавок в пищу — ведь они сами тогда готовили завтраки, обеды, ужины, экономя