Шрифт:
Закладка:
Как все убирали, так сразу плакать начинали, причитать, голосить – не плакали только ночью. Ночью оставляли тело отдыхать. Закрывали лицо покойника белым платком и оставляли в тишине. Спать в это время можно было только детям малым да женщинам, у которых роды скоро. Оплакивать приглашали всех женщин села. В белых платках они садились на лавки по бокам от усопшего и пели-причитали о боге, о рае, о жизни. Стихи для упокойных плачей из поколения в поколение передавали, потому все женщины их знать должны были. Мужчины во время плача во двор выходили скорбеть. Три дня положено было покойника в избе держать. Иногда раньше уносили на погост: если болел сильно или тело искалечено было. Перед выносом родственники все прощались с ним, в венчик целовали и тоже слова в путь говорили хорошие. До сих пор, кстати, так заведено: о покойнике либо хорошо, либо ничего. Только с добром русичи в путь последний провожали.
Не всякая могила травой зарастает
Выносили гроб из дома в обязательном порядке так: покойник ногами к двери лежал, на всех порогах, что по пути были, по три раза гробом стучали и кресты рисовали. Но стены старались не задевать. Так охраняли живых, в доме оставшихся. Не хотели, чтоб покойник возвращался. Впереди покойника никто не шел. Вслед за этим сразу полы мыли от дальнего угла к двери, вымывали от смерти избу.
Когда выносили со двора покойника – ворота сразу закрывали плотно. Перед покойником до погоста шел мужчина с крестом или иконой. Затем священник с молитвами тихими.
У русичей существовал обычай покойников греть. Обычно это происходило на первый день Рождества ранним утром, как только солнце начинало всходить. Родственники собирались в одном из дворов – обычно там, где жили старшие в роду, – разжигали костер и становились в круг. Если народу было много, то собирались на восточной части огорода. Видимо, это было связано с поверьем, что рай – куда попадали души умерших – был именно на востоке. Костер было принято жечь из сухого навоза и соломы, из-за чего было очень много дыма. Дым окутывал весь двор. А если учесть, что такой костер был почти в каждом дворе, в дыму утопало все село. Хозяин дома поджигал костер сам, соблюдая определенные ритуальные действия: три раза кланялся на восток, обратившись туда лицом, зажигал левой рукой сноп соломы и потом нес его к общей закладке костра, читая обрядовые слова, например, такие: «Святой дымок несись вверх и на восток, поклонись родителям, расскажи про жителей дома Ивановых». В некоторых областях, стоя вокруг костра, пели песни, спокойные и мелодичные. Считалось, что родственники, ушедшие в другой мир, не только должны погреться в сильные морозы, но и порадоваться, получить приятное известие. А что может быть в этом случае лучше, чем красивая хорошая песня? Согласно поверьям, души мертвых именно во время этого обряда приходили в реальный мир и становились в один круг с живыми. Часто люди даже так и становились в круг, оставляя место для всех, кто умер.
Как возник такой обряд? Возможно, этот обряд был перерождением известного обряда поклонения дедушке домовому. «Греть поминки домовому-дедушке» постепенно переросло в «греть поминки родителям». Это делалось когда-то для того, чтобы умилостивить живущего в доме домового, добиться от него покровительства всему домашнему хозяйству. В обряде, посвященном домовому, вокруг костра обязательно раскладывали снопы разного хлеба, но колосья не сжигали, а позже использовали в разных обережных предметах.
На перекрестке гроб останавливали и ненадолго поворачивали в сторону дома – чтобы покойник навсегда с ним попрощался. Перед гробом цветы бросали и зерно сыпали, а вслед за гробом водой святой пробрызгивали.
До погоста гроб на широких полотенцах, если рядом с деревней было кладбище или веревках, несли мужчины, которым на руку повязывали белые платки. А если далеко место погребения было, то шесты из березы – дерева мира – делали. Могли и на телеге до погоста везти. Из телеги все убирали, только ветки еловые можно было оставить. Родственники сами гроб не несли и за телегу не держались руками, чтобы никто не подумал, будто бы рады они смерти. Встречные все сторонились и молились за душу усопшего.
Еще важно было отпеть покойника. К некоторым священник в дом или во двор приходил – в путь отпевал, избу и двор освящал. Могли и в церковь усопшего принести. Некоторые только к могиле священника приглашали, считали, что там важнее всего душу успокоить, приготовить к переходу в другой мир, рассказать ей и всем горюющим о справедливости, о любви в царствии небесном. Не отпевали только самоубийц, потому как самоубийство считалось страшным грехом против божьего замысла.
Могилу заранее готовили – пока покойник в доме лежал. Место для нее выбирали родственники, иногда сам умерший еще при жизни завещал себя похоронить в месте определенном – и родные обязаны были свято чтить этот завет. Родственники сами могилу не копали, чаще всего с поклоном просили это сделать нищих, что возле кладбища жили. Могли и соседи вызваться помочь или друзья семьи. Если могила была недалеко от дома, то в нее выливали воду, которой покойника обмывали перед одеванием. Причем воду эту приносила в ведре любая женщина, только не жена или дочь.
Мерки для могилы тщательно брали, ведь совсем плохо было, если вдруг гроб был больше могилы или меньше – душу усопшего старались не обижать ничем. Живые сильно близко к краю могилы старались не подступать – ведь была опасность в могилу упасть или, еще хуже, на сам гроб. Это точно значило, что жить мало осталось.
Крышку гроба перед тем как опустить его в могилу, тщательно закрепляли чурочками специальными, а позже – гвоздями. Гроб опускали неспеша, старались ровно держать. Широкие полотенца белые или веревки с шестами, на которых несли гроб с покойником, клали вслед за гробом в могилу, чтобы
