— А за что вы их убили? — вступил в разговор и Санчес.

— Они в меня песком бросались, — Крюков затормозил возле дома Гершензона. — Ладно, экстремисты, выметайтесь.

— Дураков ищете? Сами же говорили, что дверь под током, — окрысился Санчес.

Ну, конечно, убийства, жертвы, готовность к подвигу — это одно. А вот током ударит — совсем другое. Это больно.

— Нету тока, кончился, — печально вздохнул сыщик. — Искра в землю ушла.

Санчес все-таки вспомнил, что он герой, и недоверчиво прикоснулся к двери пальцем. К его удивлению эксперимент прошел удачно, ничего с ним не произошло. Он нажал на ручку и пулей выскочил из машины, за ним последовала соратница.

— Завтра будьте дома, я у вас объяснения приеду получать, — предупредил опер.

И тронулся с места.

6

Утро в тренировочном лагере началось с подъема в шесть часов и общего построения. Все были в черных майках, камуфляжных штанах и ботинках с высокими берцами. Накануне группе Хорста выдали полные комплекты униформы.

Лица у всех закрывали шапки-маски с прорезями для глаз. Как объяснили личному составу, делалось это не с целью конспирации — в лагере и так все друг друга знали — а для того, чтобы выработать привычку к работе в маске на будущее, когда это будет необходимо.

Прямо с построения весь лагерь вывели на трехкилометровую пробежку. Бежали в темпе марш-броска, периодически переходя на шаг. Но и при таком облегченном режиме несколько человек отстали. Один из отставших оказался из группы Хорста. Сразу после завтрака рыжий Эрик велел ему выйти из строя, собрать вещи и отправил его в числе прочих слабаков домой.

Позже Хорст не раз замечал, как тех, кто не выполнял тот или иной норматив, отправляли из лагеря. Никакой воспитательной работы в этом смысле не проводилось, — никаких уговоров или проработок. Тем, кто не мог или не хотел, не было места в их рядах. Вот только понять бы — что это за ряды? Хорст в дураках не числился, вопросов лишних не задавал. Знал, что рано или поздно хозяева лагеря сами все объяснят.

А пока дни проходили в тренировках и учебе. После завтрака группы расходились на теоретические занятия. Предметы отличались удивительным разнообразием. Изучали техническое устройство машин, оружия, повадки собак, а также религии и философские учения. Все передвижения по лагерю выполнялись бегом. Если человек куда-то направлялся, он должен был точно знать куда и стараться добраться в нужное место за минимальный промежуток времени. Двоих, пойманных за бесцельным курением, отчислили как не справившихся с нормативами. С ними вместе отправили слишком любопытного курсанта, который спросил инструктора о цели их обучения.

Но чаще всего из лагеря изгонялись недисциплинированные. При малейшем намеке на неисполнение приказа инструктора или пререкания с ним виновный получал обратный билет на проезд до Москвы.

Эрик командовал группой на правах командира. Хорста поначалу коробило от необходимости подчиняться ровеснику, но он сумел заставить себя выполнять его требования безоговорочно. Для себя он твердо решил, что по окончании учебы набьет рыжему наставнику морду, на том и успокоился.

Главной из дисциплин, по крайней мере, на первое время, был бег. Помимо того, что курсанты выполняли бегом все команды, им приходилось делать ежедневные забеги на несколько километров. Сразу после бега приступали к спаррингам. Для Хорста такая жизнь была не в тягость, а. скорее, в радость.

Некоторым же — Игнату, Дыне — учение давалось трудно. Хорст вообще удивлялся, что обоих до сих пор не выперли. Однажды он невольно стал свидетелем разговора Шварца с Вадимом. И понял, что Дыня и Игнат держатся в лагере только благодаря заступничеству Шварца. Какие у них, троих, могут быть общие секреты?

Шварц и раньше был человеком странным, просто Хорст об этом как-то раньше не задумывался. По возрасту он годился Хорсту и его товарищам если не в отцы, то, во всяком случае, в самые старшие братья. Когда он руководил одной из групп, это казалось нормальным. Но после разгрома «Шварца‑88» остатки группы влились в «Братство» Святополка Жидоморова, и Шварц стал одним из бригадиров или «штурмфюреров», то есть лейтенантов. Старые соратники привыкли относиться к нему, как к командиру, новичкам же приходилось разъяснять, кто есть кто.

Не менее странным выглядело и то, что после ареста руководства организации «Шварц‑88», на свободе из всех остался лишь он. Собственно, кличку «Шварц» он получил, а, точнее, присвоил себе сам, уже после этого. Но и об этом Хорст раньше также не задумывался. В лагере Шварц, в отличие от остальных, постоянно не жил, наезжал время от времени. В общем, находился на особом положении.

Хорст, напротив, не пытался создать себе никаких исключительных условий. Наравне со всеми бегал кроссы, таскал тяжести, работал на снарядах, изучал разные типы оружия и стрелял из них. Нравилось ему и возиться с машинами. А к вождению у него просто был талант.

Углубление в дебри разных религий и философских течений давалось Хорсту хуже, но он, по крайней мере, научился видеть разницу между истинными и ложными учениями.

Больше всего Хорсту нравилось совершенствоваться в рукопашных боевых искусствах. Среди партнеров ему попадались ученики самых разных систем, школ и стилей. И чуть ли не у каждого можно было научиться чему-то новому.

Свою мечту набить морду рыжему инструктору Эрику Хорст почти что реализовал. Тот сам предложил ему немного поработать в спарринге, и Хорст тут же согласился.

Хорст отдал преимущество ударной технике. Эрик успешно противопоставил ему блоки, захваты и броски. Тогда Хорст тоже воспользовался борцовским арсеналом, Эрик ответил градом ударов, впрочем, не достигших цели. Оказавшись по несколько раз на полу, каждый из бойцов начал осторожничать. Удары и блоки стали более скупыми по амплитуде, захваты — более продуманными, а броски — подготовленными.

Как и в том прошлом поединке на поляне, остальные бойцы прекратили свои занятия и собрались вокруг Хорста и Эрика. Те демонстрировали технику высочайшего уровня. Правда, движения Эрика казались чуть замедленнее, чем у его противника. Да и в манере нанесения ударов и постановке блоков нет-нет и проскакивала тяжеловесная кондовость армейского спецназа.

Однако Хорст уже забыл о своем былом намерении проучить инструктора. Он увлекся поединком, но, в то же время, помнил, что это всего лишь тренировка. Удары наносил дозированные, не стремился и расплющить блоком конечность противника, хотя вполне мог бы.

Когда спустя тридцать минут оба, совершенно вымотанные, опустились на татами, агрессивное настроение у обоих уступило полному умиротворению. В