Миссис Фишер была так потрясена, что долго не могла произнести ни звука. Ей казалось, что земля уходит из-под ног.

– Конечно, если вы готовы выбросить деньги на ветер… – наконец неодобрительно, но с явным облегчением, заговорила пожилая дама, а тем временем мистер Уилкинс погрузился в восторженные разглагольствования о достоинствах голубой крови.

Эта способность не беспокоиться о презренном металле, эта внутренняя свобода не только вызывала ни с чем не сравнимое восхищение, но и могла принести огромную пользу профессиональному сообществу, поэтому отнестись к столь уникальному заявлению следовало с особенным воодушевлением. Поскольку миссис Фишер душевным теплом не отличалась, предложение было принято, хоть и с откровенным неудовольствием, из чего поверенный в делах сделал вывод, что богатство мадам сопровождалось скупостью. Сам же мистер Уилкинс понимал, что подарок есть подарок и негоже заглядывать дареному коню в рот. Если леди Кэролайн сочла возможным подарить компаньонкам оплату питания за целую неделю, то надо поблагодарить ее за несказанную щедрость, а не осуждать благородный порыв.

Мистер Уилкинс произнес от своего имени и от имени жены те слова, которые сама она наверняка захотела бы сказать подруге, и непринужденно заметил, поскольку подарки необходимо принимать с легкостью, чтобы не ставить дарителя в неловкое положение, что в таком случае леди Кэролайн следует облечь статусом хозяйки замка. Затем он почти весело обратился к миссис Фишер и посоветовал вместе с Лотти написать леди Кэролайн благодарственное письмо с выражением признательности за гостеприимство.

– Вроде «Коллинза», – уточнил мистер Уилкинс, который любил при необходимости блеснуть знанием классической литературы[15]. – Так я и предлагаю назвать письмо, в котором гости благодарят хозяев за кров и хлеб насущный: «Коллинз».

Кэролайн улыбнулась и достала портсигар, а миссис Фишер не смогла устоять против элегантного мужского обаяния и смягчилась. Благодаря мистеру Уилкинсу удалось избежать расточительности в дальнейшем: мадам ненавидела платить там, где можно не платить. В то же время был найден способ уклонения от ведения общего хозяйства, а то она уже опасалась, что если и здесь ее вынудят этим заняться – из-за полного безразличия леди Кэролайн или незнания итальянского языка другими компаньонками, – то придется вызывать Кейт Ламли. Она наверняка справится, а итальянский они учили вместе. Да, можно, пожалуй, пригласить Кейт, но только при обязательном условии, что она возьмет на себя эти неприятные обязанности.

Как хорошо, что мистер Уилкинс предложил этот вариант: замечательный, превосходный. Ничто не способно оказаться столь полезным, чем общество умного, образованного, зрелого мужчины. Когда, покончив с важными вопросами, миссис Фишер поднялась и сказала, что намерена немного прогуляться перед ленчем, он не остался с леди Кэролайн, как, скорее всего, поступили бы другие, не столь хорошо воспитанные джентльмены, а попросил разрешения составить ей компанию. Учтивый, приятный в общении кавалер, хорошо образованный, начитанный, светский до мозга костей, истинный джентльмен. Миссис Фишер порадовалась, что не успела написать Кейт: зачем здесь Кейт, когда есть куда более интересный компаньон?

Только вот мистер Уилкинс вызвался сопровождать миссис Фишер вовсе не потому, что хотел обсудить какие-то интересные темы: просто, как только она встала, а следом и он, намереваясь попрощаться, леди Кэролайн тут же закинула ноги на парапет, склонила голову набок и закрыла глаза, ясно давая понять, что собирается подремать.

Разве мог он осмелиться помешать осуществлению желания своим присутствием дочери самих Дройтвичей!

Глава 16

Таким образом, вторая неделя жизни в Сан-Сальваторе началась в атмосфере всеобщей гармонии. Приезд мистера Уилкинса, которого так опасались три дамы, а четвертая не боялась только потому, что надеялась на целительное воздействие воздуха и пейзажа, ничуть не нарушил, а лишь укрепил счастливое единство. Джентльмен прекрасно вписался в местное сообщество, твердо решив всех ублажать и преуспев в этом. Дружелюбно относился он даже к жене, причем не только на людях, как делал это всегда, но и наедине, чего не случилось бы без определенного на то желания. Желание присутствовало. Он испытывал такую признательность к Лотти за то, что предоставила возможность познакомиться с леди Кэролайн, что едва ли не обожал ее, а еще гордился ею. Оказалось, что в его жене есть нечто, о чем он даже не подозревал, иначе леди Кэролайн не прониклась бы к ней глубокими, искренними дружескими чувствами. Чем дольше он относился к супруге так, словно действительно ее обожал, тем лучше становилась Лотти. Мистер Уилкинс и сам с каждым днем ощущал в себе все больше доброты, и супруги круг за кругом поднимались по пути добродетели.

Меллерш никогда не отличался нежностью, не баловал жену, всегда оставался сдержанным и даже холодным, но, как полагала Лотти, пребывание в Сан-Сальваторе его настолько изменило, что на второй неделе он иногда уже щипал ее не за одно, а за оба уха по очереди. Удивляясь столь стремительному развитию и укреплению близости, Лотти спрашивала себя, чего от него ждать на третьей неделе, когда запас ушей иссякнет.

Особую учтивость Меллерш проявлял в отношении умывальника и старался не занимать слишком много места в маленькой спальне. Понимающая и отзывчивая Лотти тоже стремилась не путаться под ногами, и в результате обоюдных уступок комната превратилась в арену для состязаний в тактичности и предупредительности, откуда оба выходили еще более довольными друг другом. Мистер Уилкинс больше не желал принимать горячую ванну, хотя печку починили и больше ничто не мешало повторить эксперимент. Теперь он каждое утро спускался к морю и, несмотря на холодные ночи, погружался в водную стихию, как и полагается настоящему мужчине. К завтраку он являлся, потирая руки, и, как сам признался однажды в краткой, но содержательной беседе с миссис Фишер, чувствовал себя готовым на все.

Поскольку вера Лотти в чудодейственное влияние ауры Сан-Сальваторе зримо подтверждалась на примере мистера Уилкинса, которого миссис Арбутнот знала как крайне въедливого и конфликтного человека, а Кэролайн представляла холодным и злым, но который менялся на глазах, все начинали думать, что его супруга права и старинный замок действительно волшебным образом влияет на характер обитателей.

Каждая из компаньонок думала так еще и потому, что ощущала перемены в собственной душе. Во вторую неделю сознание Кэролайн, например, прояснилось настолько, что многие мысли даже стали вполне приятными. Например, возникли воспоминания о родителях и братьях, об удивительных привилегиях, посланных ей… кем? Судьбой? Провидением? А еще она подумала о том, как дурно использовала возможности, так и не сумев стать счастливой.

А миссис Арбутнот ощутила изменения в груди. Нет,