Шрифт:
Закладка:
Но чего еще у Отца не отнять, так это умения плести интриги и управлять людскими жизнями. Он возвел целый монумент в свою честь и объявил его святым. Люди стекались к нему отовсюду, потому что верили, что только под крышей чужого величия можно достичь счастья. Вечная истина в том, что самая сильная власть та, которая построена на человеческой вере. Отец знал это как никто другой, и он сплел свою паутину из чужой надежды.
Теперь, когда в распоряжении Отца были сотни послушников, ему оставалось лишь поддерживать свой авторитет. Одними словами и обещаниями было слишком сложно обойтись. Люди, даже глубоко уверовавшие, ценят материальное. Так появилась иерархичная ранговая система. Отец давал своим детям то, что нужно всем людям: еду, крышу над головой, обеспечивал им безопасность, погружал в общество, где любой мог получить поддержку и признание. Коэн уверенно шаг за шагом поднимался по самой типичной пирамиде Маслоу, удовлетворяя базовые человеческие потребности. Когда он достиг вершины, добрался до духовных интересов, пришлось обратиться к самой религии в поисках решения. Люди искали себя, смысл жизни, стремились к личностному росту, пытались познать мир вокруг. И так появилась собственная религия, совмещающая в себе все самое лучшее из мировых верований. Но религия требует чуда. Чтобы верить в то, что ты никогда не увидишь, нужна хотя бы призрачная причина поддаться иррациональному. Для кого-то это слухи и волшебные истории: о спасении, о подвигах, о чуде. Для кого-то — более осязаемые вещи: храмы, иконы, свечи, тысячелетние писания. Отец же выбрал путь мистический. Он обратился к человеческому подсознанию и достал из его недр веру в сверхъестественное, преобразив ее в призрачное нечто. Коэн с легкостью управлял людской доверчивостью и внушаемостью. Он раскрасил чужие страхи цветом смерти, объявив свое создание демоном.
Этот демон являлся к людям каждое воскресение, как по расписанию. Он был гонцом смерти, нес с собой разрушения и страх, внушал одним своим видом благоговейный трепет, желание отдать всего себя вере. Для пущего эффекта монстр требовал, чтобы человеческое сознание было искажено. И Отец нашел решение в особом синтетическом препарате. В народе его называли «Ангельская пыль», что очень символично для религиозного объединения. Оно вызывало сильнейшие галлюцинации, провалы в памяти, беспричинные яркие эмоции: от невозможной радости до суицидальной грусти, от волшебной легкости до параноидальной тревоги. В большом количестве «Пыль» вызывала сильнейшее привыкание, при смешивании с алкоголем — провоцировала кому. Однако все дозировки были рассчитаны с предельной внимательностью и осторожностью. Нужно было найти ту тонкую грань между действием наркотика и привыканием к нему. У Отца это вышло. Тем более, Коэн провоцировал мозг послушников и другими средствами.
Закись азота не была безопасным средством угнетения сознания. Она также вызывала множество побочных эффектов: начиная от депрессивных состояний и заканчивая асфиксией. Однако была намного милосерднее «Ангельской пыли». Для Отца не составило труда определить, какое количество удовлетворит его запросы, но не убьет ни одного послушника. Во время особых собраний легкая струйка дыма застилала полы залов из вентиляционных отверстий. Туман вскоре окутывал тела послушников и ловко проникал в их организмы. Это было быстро и безболезненно.
Визуальные сопровождения собраний также были важной частью представления. Нужно было уметь создать необходимый настрой, и Отец подключал для этой цели все возможные средства. Атмосферу страха всегда создавал царивший в залах полумрак. Окна занавешивались плотными толстыми гардинами, освещение ламп строго контролировалось. Свечи задавали нужный магический тон. Также немаловажным элементом были и звуки. Современная аудиосистема позволяла проецировать их из всех стен зала, создавая ощущение потустороннего. Неразличимый шепот, стоны, плач, звуки музыки — все это было частью спектакля.
Отец использовал все свои возможности, чтобы надавить на человеческую психику. Он с легкостью играл струнами чужого сознания, скрываясь за пеленой, которая окутывала человеческий мозг. Никто из послушников в состоянии опьянения не мог адекватно оценивать происходящее. А когда собрания заканчивались, у них просто не оставалось сил и желания, чтобы разобраться в природе местного волшебства. Было намного легче и удобнее свалить все на потусторонние силы.
Теперь, когда Ася выбилась из толпы послушников в наркотическом припадке, она смогла собрать пазл воедино. И догадаться, как действует Отец. На секунду ей даже стало смешно от собственных мыслей в прошлое особое собрание, когда она почти уверовала в сверхъестественное. Сейчас девушка стояла в толпе кричащих и молящихся послушников, с ужасом наблюдая за их стонами и плачем. Даже когда Ася осталась в стороне от всеобщего сумасшествия, она чувствовала такую же тревогу. Это было ненормально, сюрреалистично и омерзительно. Пьедестал в центре зала пустовал. На нем не было ни призрачной твари, ни ее черных длинных когтей. Лишь жидкость, вытекающая из-под возвышения, была настоящей. Это и была та самая кровь. Послушники стояли на коленях, лежали на полу и пачкались в этом растворе, оставляя багровые следы на коже и одежде.
Звуки ударов, шепота и безумных криков отчетливо доносились из стен, а не из воздуха. Вокруг не пахло ни кровью, ни обугленной плотью, ни смертью. Люди видели то, что хотели увидеть, и слышали то, что хотели услышать. В этом и таился весь секрет особого собрания.
Чтобы не выделяться, Ася отползла к стене и села, прижавшись к ней спиной. В прошлое собрание на этом месте она плакала и прощалась со своей жизнью, а теперь лишь со стороны наблюдала, как люди вокруг рвут на себе волосы, воздают руки к небу, молятся и плачут. Это было ужасное зрелище, но еще хуже было бы стать его частью.
Через какое-то время звуки безумия поутихли, а люди начали приходить в себя. Они испуганно заозирались, будто очнулись ото сна, повставали со своих мест и медленно направились к выходу из зала. Воцарилась гробовая тишина. Никто не хотел обсуждать то, что видел, и Ася в том числе. Вряд ли она скоро забудет эти ужасные собрания.
Вскоре девушка вернулась в свою комнату. Они с Аллой молча сели на свои кровати и переглянулись.
— Не знаю, что страшнее: участвовать в этом или наблюдать со стороны, — задумчиво пробормотала Ася.
— Страшнее быть человеком, который живет этими собраниями годами, — хмыкнула Алла. — Здесь есть такие верующие идиоты.
— И их ничего