– Мои извинения, император, но это еще не все странности рубади. Видишь ли, когда я сказал ей, что представляю несравненные легионы императора Базиля Разрушителя, Зачинателя и Спасителя верующих, Правую руку Архангела, они решили, что я шучу.

– Они тебе не поверили? Почему?

– Они настаивали, что ты мертв уже семь столетий.

Я сухо усмехнулся.

– Такого я еще не слышал.

– И они говорили абсолютно серьезно, государь Зачинатель. Кроме того, они настаивали, что нам нужно уходить. Сказали, что мы можем забрать из Зелтурии все, что захотим, но, если останемся здесь завтра после заката, они войдут в город и перебьют всех, включая нас.

Мой вздох был самым усталым за этот год. Все это какая-то злая шутка. Вопрос в том, чья это шутка?

– Значит, у нас враг внутри и враг снаружи. Но если рубади еще не бросились сюда, значит, они не союзники святого правителя. Давай пока просто забудем о них. Нужно открыть храмы. Улицы наши, но мы не знаем, какие секреты хранят эти пещеры. Мы не будем в безопасности, пока не опустошим их. Пока святой правитель Зафар не сдастся и не провозгласит меня императором Аланьи.

– Согласен, государь император. – Томус потер бесконечно усталые глаза. – Есть еще проблема этого демона в черном. Ты знал, что он умеет летать?

– Летать?

– Когда я возвращался сюда, он как раз летел в сторону горных пиков. Даже демонам нужен отдых. Говорят, он единолично зарубил тысячу человек.

Две когорты уничтожены одним человеком?

Я потянулся поближе к уху легата Томуса и сказал:

– Я знаю, что мы не должны выказывать страха. Людям нужно видеть нас непреклонными. Но, как уже не раз делал, я должен открыть тебе свои истинные чувства. Я боюсь. Боюсь магического огня, черного демона, золотых воинов с могучими доспехами и мечами и рубади у ворот. Мы ничего такого не видели, когда завоевывали Кандбаджар, и захваченные абядийцы ничего не говорили об этих странностях. Поэтому именем Архангела я спрашиваю тебя, что, твою мать, происходит?

– Это ты мне скажи, – засмеялся Томус и покачал головой. – Как будто…

– Как будто что?

– Как будто мы не в той Зелтурии, которую пришли завоевать. Как будто мы в какой-то… другой Зелтурии.

– В другой Зелтурии?

– Думаю, если мы хотим что-нибудь понять, нам нужны пленные. Если перебьем всех, то как разберемся?

Несомненно, Томусу просто требовалась походная жена, в которую он мог бы воткнуть свой скипетр. Но ситуация теперь была более спокойной. Может, пора и смягчиться, до разумных пределов.

– Верно замечено. Отдай приказ брать в плен женщин, детей и вражеских предводителей. И пусть воины ничего не жгут и не рушат из того, что могло бы пригодиться.

Сквозь дымку к нам подошел Антиох.

– Государь император, жители, забаррикадировавшиеся в усыпальнице святого Хисти, желают поговорить с тобой.

– Ну наконец-то хорошие новости. – Я махнул Томусу: – Пойдем.

В окружении стены легионеров я подошел к высоким ярко-желтым двустворчатым дверям, охранявшим усыпальницу величайшего латианского святого. Перед ними стояла стена золотых воинов, все были темнокожими, за исключением одного, чей цвет кожи и нос выдавали в нем кандбаджарца.

Кровавая дымка здесь казалась гуще. Тела воинов, женщин и даже детей устилали дорогу вдоль канав, полных плоти и крови. От зловония многие лишились бы чувств, но, к счастью, я мог выносить его и находил удовольствие в мысли о том, что эти смерти принесли нам победу.

Дверь в храм была приоткрыта – очевидно, чтобы дать им возможность сбежать. Мы могли бы воспользоваться случаем и ворваться внутрь, но это было бы вероломством. Нет, я не стану пытаться навредить им. Меня боялись, но все знали, что я действую с честью. Не стоило разрушать эту репутацию, когда мы уже завоевали бо́льшую часть города. Они мне понадобятся – и страх, и честь, – когда мы пойдем на восток.

Но больше всего меня беспокоили окружающие нас вершины. Томус сказал, что туда улетел черный воин. В любой момент он мог обрушиться на нас и снова начать свою кровавую оргию. Как император Священного Крестеса, я, несомненно, стану его целью.

Передо мной стоял кандбаджарец в золотых доспехах. Я не говорил по-парамейски, но Томус немного умел. Трибун Маркос, мой главный стратег, говорил лучше, но он был занят, обеспечивая сменяемость легионов, чтобы люди оставались сытыми и отдохнувшими.

Огромный длиннобородый мужчина в золотых доспехах сказал по-крестейски:

– Я Абунайсарос, предводитель Лучников Ока, родом из некогда великого царства Лабаш. Можете звать меня Абу. Я заметил, что никто в вашей армии не говорит на обычном крестейском. С ваших языков сходят только слова Ангельской песни. Как так вышло, что вы говорите только на староцерковном крестейском?

Разве Лабаш больше не великое царство? Уточнять не было времени.

– Что значит «староцерковный крестейский»? – спросил я. – Мы говорим на обычном языке Костаны. Действительно, на нем говорили апостолы, это священный язык Ангельской песни.

В глазах длиннобородого не отразилось ни малейшего удовлетворения, он как будто не желал принимать мой ответ.

– Ваши люди заявляют, что сражаются за императора Базиля Разрушителя. Я прав в своем предположении, что это ты?

– Да, я император Базиль. «Разрушитель» – громкий титул, я предпочитаю более верный, «Зачинатель».

– Наша вера восточной этосианской церкви учит, что Базиль Зачинатель вернется только в мрачные дни перед Концом времен. Он – одно из величайших знамений.

– Вернется? – Я развел руками. – А куда я уходил?

Кандбаджарец что-то быстро и зло сказал Абу.

– Прошу прощения, – произнес Абу. – Хотя я искренне желаю установить твою личность, на самом деле я здесь в качестве переводчика его величества шаха Кярса из Аланьи.

– Что такое шах?

Абу посмотрел на меня с презрительным недоверием.

– Он глава Селуков в Аланье. Правитель Аланьи.

Я попробовал что-нибудь разглядеть в темноте за створками дверей.

– Где святой правитель Зафар?

Абу что-то сказал шаху Кярсу, и тот ответил устало-раздраженным тоном:

– Святой правитель Зафар умер семьсот лет назад в своей постели в Кандбаджаре. Почему ты спрашиваешь о нем?

То ли это была какая-то уловка святого правителя, то ли кровавая дымка свела их всех с ума.

– Сколько вас в храме? – спросил я, меняя тему.

– Вы не войдете внутрь, – перевел Абу слова шаха Кярса. – Разве что ценой больших потерь. Каждый Лучник Ока и гулям отдаст свою жизнь ради защиты храма.

– Ты, кажется, назвался этосианином, – сказал я Абу. – Зачем умирать ради неверных?

– Мы – люди чести и верно служим шаху Аланьи. Мы поклялись именем