Моряны.

Она уже бывала здесь когда-то. В этих неприветливых, истощенных суровыми зимами и голодом землях. Давно, в час, когда отправилась попрощаться в последний раз с тем, кого звала когда-то своим Чародеем, а много после узнала сначала как Зримира и Советника. И теперь, когда погоня за покинувшей море сестрой вновь привела ее сюда, Марья до сих пор не могла толком осознать и поверить, что и Моряна побывала здесь однажды. Зачем, для чего? Доподлинно ей то было неведомо, но догадки, рождающиеся в голове морской царевны, были одна хуже другой. Ведь, по всему судя, выходило, что это он, ее Чародей, сумел прознать про Кладенец и выкрасть его. А подсобила ему в том предательница Моряна, чьи пути-дорожки тоже невесть каким образом пересеклись с ее бывшим возлюбленным. Как все это получилось, Марья даже вообразить не могла. Но собиралась обязательно выяснить, ежели только найдется, у кого.

И в прошлый раз, когда она бывала здесь, в этом царстве властвовали страх и нищета, но теперь же все стало куда хуже. Уже долгие дни пробираясь по стылым, состоящим из промерзшей, казалось, навсегда, изрытой копытами грязи, она не встречала ни единой живой души. И, ступая под своды дворца, уже почти жаждала, истово надеялась хотя бы здесь повстречать кого-то. Потому как от целого мертвого царства даже у нее кровь стыла в жилах. Но во дворце, как и во всех деревнях, городках и селах, что она проезжала, Марью встречали лишь трупы. Иссохшие, потемневшие, смердящие Навью.

– Да что же тут приключилось?

Тихий, казалось, шепот упорхнул испуганной птицей и заметался где-то под сводами навсегда погрязшего в стылый мрак дворца. Марья бросила взгляд на огромную прореху в потолке, через которую непрерывно хлестал ледяной, вперемешку со снегом, дождь. Начался он, видно, когда она уже ступила под крышу. А значит, наступала весна.

– Ты опоздала…

Смех, безумный, захлебывающийся, вдруг раздался совсем рядом, тут же сменившись глухим, мучительным кашлем.

– Кто ты и откуда меня знаешь?

Царевна, резво повернувшись на голос, встала было на изготовку, но тут же поняла – человек, кулем лежащий среди обломков, угрозы боле ни для кого не представлял. С одного взгляда на него было ясно – немолодой уже мужчина не жилец. Марья равнодушно осмотрела его истлевшую руку, черную, впавшую до зубов щеку и пустую глазницу с затекшей в нее сталью расплавленной прямо на голове короны. По всему судя, человек этот должен был давно умереть – и все же он жил.

– Теперь вижу… Берендей, – Марья наконец узнала его, виденного ею единожды. В ту самую ночь, когда она побывала в замке у Советника.

– Да… это я….

Марья обвела усталым, печальным взглядом разрушенную залу и почерневшие, точно сучья в костре, трупы.

– И до чего ж ты довел свое царство…

– И я знаю, кто ты…

Словно не слыша ее, умирающий ткнул в царевну грязным пальцем. Слова давались ему с трудом, зато единственный глаз лихорадочно блестел смесью дикой боли и навязчивого безумия.

– Марья… Царевна морская…

– И что с того? – Марья презрительно скривилась. – Скажи лучше, о чем мелешь? Куда это я опоздала? Аль ты просто время тянешь?

– Нечего тянуть… Уж все свершилось.

Человек вновь рассмеялся и неуклюже подергался, пытаясь освободить придавленную ногу.

– Отныне тебе не совладать с ним, царевна. Никому не совладать. Ибо даже сама смерть над ним власть утратила.

– Смерть утратила власть? Что за вздор? О чем ты говоришь?

По спине Марьи могильным холодком пробежала нарастающая тревога, и она, не сдержавшись, повысила голос, вопросив грозно:

– Что Чародей сделал? Отвечай!

– Нет больше твоего Чародея. Хе-хе-хе…

Зыркнув на царевну единственным глазом, Берендей гадко рассмеялся.

– За грань Нави он ушел на веки вечные. И я сам то видел.

– За грань? Хочешь сказать… – царевна запнулась. – Он… мертв?

– Нет…

Губы Берендея растянулись в радостной улыбке.

– Нет… не мертв… не жив… он теперь выше всего этого.

– Что ж, пусть так.

Марья не стала допытываться у безумца о том, что именно он имеет в виду. Отвращение к этому человеку росло с каждым мгновением, и она вместо расспросов бросила презрительно:

– Только вот ты-то тогда чему радуешься? Ведь все это ценой жизни твоего же царства свершилось…

– Н-не… не важно, – царь закашлялся. – Ибо… Не будет скоро царств… А я зато к чуду прикоснулся истинному… к силе… К-кладенца…

Марья внутренне дрогнула, начиная осознавать, что, возможно, все слова Берендея могут быть правдивы, но внешне постаралась оставаться спокойной и отрешенной. Царь, однако, точно ротан кровь, каким-то непостижимым образом почуял ее смятение и зло расхохотался:

– Вижу… Страшишься… Ты страшишься, Марья! Я все вижу!

Царевна же, не проронив в ответ ни слова, поглядела на него в который раз и поняла, что с такими ранами человек жить не может и давно уже должен был уйти за грань. Берендей, однако, жил. И все хохотал и хохотал, точно безумный, будто не в силах остановиться. И тогда Марья, потеряв к нему всякий интерес, просто пошла прочь. Что бы здесь, в разрушенной, залитой ледяным дождем тронной зале ни произошло, все уже случилось, и нынче ей тут делать было явно нечего.

– Царевна!

Когда Марья достигла разваленных в стороны дверей, смех, все летевший ей в спину, вдруг прервался испуганным возгласом:

– Куда ты? Не оставляй меня! Вытащи! Царевна! Прошу!

Марья не обернулась. Просто пошла прочь, оставив новорожденное умертвие один на один с бесконечностью и тишиной. И слышала его визгливые, жалостливые крики, даже когда покинула дворец.

Дни нынешниеДивен-Град

– Ну как там, все справно?

Водяной под красноречивым взором царевича с ухмылкой поглядел на главу окружившей путников городской стражи. Его, в отличие от Ивана, явно не беспокоили воины вокруг. Но человек с подведенными сурьмой черными глазами даже не поднял на него взгляда, продолжая изучать переданную царевичем грамоту. Делал он это уже так долго, что Марья стала всерьез сомневаться в его умении читать.

– Да, кажется, это не подделка, и вы те, о ком принесла вести птица, – наконец оторвавшись от свитка, стражник поглядел на царевну. – Идите за мной. Царица Дивен-Града вас примет.

По его кивку стража ловко взяла Марью и ее спутников в кольцо и повела через кишащий людьми, точно муравьями, порт к крытой повозке, запряженной сразу двумя быками цвета выгоревшей на солнце травы. С огромными горбами, широкими рогами, могучие звери стояли, точно две высеченные из песчаника статуи, и совершенно не обращали внимания на галдящих у них прямо перед носами прохожих. Лишь длинные толстые хвосты с бурыми кисточками на концах время от времени плетьми били по их покатым бокам, отгоняя назойливых мух.

– Сюда.

Страж указал царевне на повозку, и та, не видя смысла спорить, выполнила его просьбу. Следом за ней разместились и ее спутники. Воины же оседлали стоящих подле коней, легковесных и быстроногих, с длинными гибкими