и умучен татарами племянник его, ростовский князь Василько — оба князя были впоследствии причислены к лику святых.

Отец Павел еще в Мологском Афанасьевском монастыре читал древние предания о нашествии Батыя на мологскую землю, позднее он записал некоторые из них. Вот, например, предание об основании села Шестихино. На этом месте татары задавили досками шесть русских богатырей, по-татарски «ханов» — «Шести-ханово».

«На могиле их насыпан большой курган на берегу реки Сутки, — пишет о. Павел. — Это было в 1238 году.

Как на Сутке речушке злые татарове задавили богатырей, богатырей русских. Поломали белы косточки, души из тела вышибли, и взвилися душеньки ко престолу Божию».

Сохранилось в тетрадях о. Павла и предание о мученической кончине князя Василько.

«Я молюсь, в цепях, в неволе, в тяжкой муке умирая, за грядущее спасенье, за судьбу родного края…»

Здесь, во глубине Мологской страны, в туманной дымке веков таится сказание о сокровенном граде Китеже, связанное с именем св. князя Георгия Всеволодовича. Древний русский эпос и исторические данные иногда противоречат друг другу, но «Книга летописец» называет точную дату гибели великого князя Георгия — «месяца февраля в четвертый день». Именно в этот день по сию пору празднует Православная Церковь память святого князя Георгия (Юрия) Всеволодовича.

С его именем связывает летопись строительство Успенского собора в Ростове Великом и обретение мощей святителя Леонтия Ростовского, а также строительство многих других церквей и монастырей, но главное — возведение городов Малый Китеж и Большой Китеж; Малый Китеж — на берегу Волги, Большой Китеж — во глубине лесов у озера Светлояра: «Место то было необычайно красиво, а на другом берегу озера была дубовая роща». Три церкви сразу же возвели строители града Китежа — Крестовоздвиженскую, Успенскую и Благовещенскую с приделами во имя других праздников и святых.

И вот, когда пришел на Русь войной нечестивый царь Батый, «разорял он города и огнем пожигал, людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, младых дев блудом осквернял. И был плач великий.

Благоверный же князь Георгий Всеволодович, слышав обо всем этом, плакал горько. И помолившись ко Господу и Пресвятой Божией Матери, собрал свое воинство и пошел против нечестивого царя Батыя с воинами своими. И когда вступили в сражение оба воинства, была сеча великая и кровопролитие».

Этот отрывок из «Легенды о граде Китеже» полностью совпадает с историческими событиями, но здесь древний рассказчик добавляет, что князь Георгий был убит нечестивым Батыем в Большом Китеже, куда бежал, спасаясь от татар. И «после того разорения… невидим будет Большой Китеж вплоть до пришествия Христова…»

В других преданиях о граде Китеже говорится, что он стал не просто сокрытым, а был затоплен — так сохранил его Господь от поругания нечестивых. Будто бы и по сию пору звонят по ночам колокола затопленных храмов — плывет над тихими водами озера колокольный звон в память о невидимом граде…

Каким-то странным образом переплетаются историческая реальность и духовная, словно в ударе колокола — гулкая тяжесть металла и тончайшие колебания воздуха. И архимандрит Павел — то же непостижимое сочетание реальности житейской, внешней, и невидимой, внутренней. Он одновременно из Мологи и из сокровенного Китежа. И сама-то Молога — и «пьяная», и святая, торгующая и юродствующая, стертая с лица земли и с географической карты, вечная, как Китеж-град…

«Пьяной» прозвали Мологу по причине большого количества питейных заведений — легендарных «70-ти мологских кабаков». А кабаков было много потому, что еще со времен первого мологского князя Михаила, внука Феодора Черного, прославилась отстроенная заново Молога своей роскошной ярмаркой — а где торг, там и питие, и веселье. Ярмарка располагалась сначала в 30-ти верстах выше устья реки Мологи, в Холопьем городке, отчего и называлась Холопьей ярмаркой, а позднее была перенесена прямо к городу, на пойменный Боронишинский луг. До ХVІ-го века эта ярмарка считалась первою в России и славилась далеко за пределами государства, но и после того, как значение ее упало в связи с открытием торговли в Нижнем Новгороде и Архангельске, мологские кабаки не закрылись для посетителей, хотя пили здесь уже не больше, чем по всей России… Но прозвище «пьяная Молога» прочно укрепилось за городом.

Древние мологские князья были набожны, храбры и предприимчивы — ведь они происходили из корня святого князя Феодора Ярославича; хранили как зеницу ока наследственную чудотворную икону Тихвинской Богоматери, которую в 1370 (1377) году завещали в Афанасьевский монастырь — сия икона стала древнейшей мологской святыней. В отличие от новгородцев, дружили с московскими князьями.

Когда знаменитая ярмарка ушла с берега Мологи, Мологская страна постепенно превратилась в глубокую провинцию, жизнь в которой шла из года в год своим чередом в окружении красивейших лесов и исключительно богатых заливных лугов, откуда сено вывозили «на импорт» — за пределы уезда. Лишь Смутные времена потревожили мологжан — немало бед претерпели они от поляков и литовцев. Об этом есть стихотворение у о. Павла:

Поляки ночью темною, Пред самым Покровом, С дружиною наемною Сидят перед огнем, Исполнены отвагою, Поляки крутят ус, Пришли они ватагою Громить Святую Русь. И с польскою державою Пришли из разных стран, Пошли войной неправою Враги