Я тронул Ингу за обнаженное декольтированным платьем плечо. Она вздрогнула, едва не вскрикнув, обернулась на мгновение. Сейчас я был ей не интересен. Какое-то ужасное, но в то же время завораживающее действо происходило в световом кругу, словно на театральной сцене. Люди в белом перекатывали темный предмет с земли на носилки.

– Кому-то плохо стало? – шепотом спросил я.

– Нет, – едва слышно произнесла Инга и снова посмотрела на меня, но так, будто только что узнала. Глаза ее наполнялись ужасом настолько быстро, что мне стало не по себе. – Твой друг… – одними губами произнесла она. – Гера…

Я оттолкнул Ингу, оператора, ворвался в световой круг, не сводя взгляда с коричневой монашеской рясы, полы которой схлестнулись и туго стянули ноги Геры. Он лежал на носилках ничком, капюшон покрывал его бритый затылок. Оголенная по локоть рука судорожно сжимала горсть земли.

– Гера! – позвал я, падая на колени перед носилками, и осторожно взялся за его голову, пытаясь повернуть ее лицом к себе, чтобы Гера смог меня увидеть.

– Кто это такой? – начальственным тоном выкрикнул один из врачей. – Уберите постороннего!

Он схватил меня за плечо, скомкал кольчугу и попытался оттащить от носилок. Не контролируя силу, я наотмашь ударил врача в живот ребром ладони. Тот охнул и согнулся пополам. Никто из окружающих не произнес ни звука, не шелохнулся.

Я перевернул Геру на спину, распахнул рясу и окаменел. Его белая рубашка была залита кровью. Я рванул липкую мокрую ткань на груди. Пуговицы пулями разлетелись в стороны. Под левым соском чернела узкая полоска.

Не веря глазам, я таращился на свои выпачканные в крови руки, поднял голову, посмотрел на хмурые лица и заорал:

– Чего вы стоите!! Дайте бинт!! Почему его до сих пор не перевязали?!

– Молодой человек, – негромко сказал второй врач. – Он мертв.

– Что?!

Я не поверил, приложил ухо к ране и не услышал ничего, кроме своего дыхания.

– Как?.. – задыхаясь от гнева, произнес я. – Кто?! Почему?!

Все молчали. От моего взгляда опускали глаза. Даже Браз не выдержал.

Я вскочил на ноги, схватил врачей за белые воротники, притянул их к себе и, едва не отрывая их от земли, процедил:

– В мою машину его! Быстро!

Они, кажется, не понимали, что такое "быстро". Подошли вразвалку к носилкам, не без усилия оторвали их от земли.

– Бегом!! – крикнул я.

Круг разомкнулся. Я мельком увидел заплаканные глаза Инги. Браз поймал меня за руку.

– Кирилл, – негромко произнес он. – Никто не виноват. Это несчастный случай. Он сам упал на кинжал…

– Да пошел ты! – сказал я, отталкивая режиссера от себя. – Из-за твоего дерьмового кино…

Врачи бежали в ногу, как кони в упряжке. Гера подскакивал, голова его свесилась и раскачивалась, правая рука волочилась по камням. Мне казалось, что он пытается ухватиться за что-нибудь, остановить врачей и сползти с носилок на землю.

На заднее сидение джипа мы переносили его втроем: врачи держали за ноги, а я под мышками. Мне казалось, что Гера тихо стонет от боли и скрипит зубами. Я подсунул ему под голову свою джинсовую куртку и накрыл ноги рясой. Врачи, не поднимая глаз, захлопнули двери и стали бесшумно удаляться в темноту.

– Куда?! – рявкнул я.

Врачи мгновенно остановились и повернулись ко мне.

– Ты! – показал я пальцем на того, который сказал, что Гера мертв. – Поедешь со мной!

Я врубил все фары, которые были на джипе, и ударил по педали акселератора, как злой джигит пришпоривает своенравного коня. Мы снарядом понеслись вперед, светом фар прожигая темень ночи. Белые ограничительные столбики, расставленные на обочине, замелькали, как риски перфорации на кинопленке. Красного сигнала светофора для меня не существовало. Джип попирал все правила движения, какие были придуманы, с громким воем пролетая перекрестки. Врач вцепился обеими руками в сидение под собой и не отпускал его до тех пор, пока мы не остановились у входа в приемное отделение больницы.

Казалось, что энергичность и динамизм заразительны. Врач выскочил из машины с такой скоростью, словно сам умирал и жаждал помощи. Он исчез за дверями отделения всего на несколько секунд, а выбежал оттуда с целой реанимационной бригадой.

Моя миссия была закончена. Я даже не помогал вытаскивать Геру из машины и, чтобы не путаться под ногами врачей, стоял в стороне и курил, чего не делал с тех пор, как вышел из Афгана.

– Это вы привезли его?

Я обернулся. Передо мной, сунув руки в карманы халата, стоял круглолицый, с большой залысиной врач. По его долгому молчанию я понял, что все кончено, и моя суета была напрасной.

– Видите ли, – произнес он, рассматривая кольчугу, – у него проникающее ранение сердца, и умер он мгновенно. Но дело вот в чем…

Он медленно пошел по дорожке, увлекая меня за собой.

– Дело вот в чем, – повторил врач. – Вы привезли его со съемочной площадки, так ведь?.. Ваш фельдшер утверждает, что это несчастный случай, что артист, якобы, упал на кинжал. Должен вам сказать, что это заблуждение. Если бы он в самом деле упал, то кинжал остался бы в его груди… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, – ответил я, рассеянно глядя на врача. – Его убили по ошибке. Костюм монаха стал для Геры мишенью. Если бы мы не поменялись с ним ролями, то привезли бы меня.

Врач хмуро смотрел на меня.

– Надеюсь, что вы разберетесь в своих проблемах, – сказал он.

– Вы сообщите в милицию?

– Обязательно.

– Тогда все пропало, – вслух подумал я.

– Что пропало? – уточнил врач.

– Вы могли бы позвонить в милицию через час?

– Я обязан позвонить немедленно.

– Милиция спугнет его, понимаете? – Я остановился и повернулся к врачу. – А пока убийца спокоен, потому что на съемочной площадке все восприняли случившееся как несчастный случай. Только мы с вами знаем, что это не так. Его можно найти!

– Вы, что ли, будете искать?

– Позвоните через час, – сказал я, опустив руку на плечо врача. – Гера был моим другом. Я косвенно виноват в