Шрифт:
Закладка:
Мы подошли к кинокамере, установленной на треноге, – к центру виртуального мира, к оси, вокруг которой вращалась вся синематографическая аура. Здесь я и увидел Браза. Он был в бейсболке, под которой чудесным образом уместилась вся его лошадиная грива, в безрукавке "камуфляж" с многочисленными карманами, одетой поверх бежевой футболки с короткими рукавами. Его слабую руку, покрытую рыженькими волосиками и пигментной россыпью, сжимал непропорционально тяжелый браслет с крупными часами, на которые Браз кидал сосредоточенные взгляды, словно ожидал наступления Нового года или лунного затмения. Рядом с ним переминался с ноги на ногу хилый мужичок с немытой головой и выгоревшей майке, тряс перед лицом Браза какой-то бумажкой и оправдывался:
– Вот! Все уплачено! Дата! Время! Все обозначено! Я привык к порядку! А водитель не пришел! То ли пьяный, то ли больной!
– Где ветродуй? – как можно строже спросил его Браз.
– Так я же объясняю! – теряя терпение ответил немытый. – Машину я выписал, деньги заплатил, у пропускного поста колонны ждал два часа…
– Ты должен был привезти ветродуй! – оборвал его Браз и повернулся к нам. Оказывается, он знал, что мы стоим за его спиной.
– Очень хорошо, что вы пришли! – сказал он, протягивая руку Гере и представляясь: – Касьян!
Гера, пытаясь уменьшиться в росте и весе, ссутулился и бережно пожал руку режиссера.
– Прекрасные данные! – оценил Браз, как следует рассмотрев Геру. Потом повернулся ко мне: – А где же второй?
– Второго нет, – развел я руками. – Мускулистые и здоровые нынче в дефиците. Жизненный уровень растет, и люди предпочитают хорошо питаться и лежать на диване.
– Это неправда, – возразил Браз, но не стал вдаваться в подробности, взял нас под руки и повел под навес. Мимо нас прошмыгнул бородатый художник, которого я как-то видел на набережной в компании Браза и Черновского.
– Ветер усиливается, – на ходу бросил он. – Обойдемся без ветродуя.
В углу, за ширмой, было оборудовано что-то вроде парикмахерской или косметического кабинета: большое зеркало с подсветкой; столик, заставленный банками с расческами, ножницами, лаками и муссами для укладки, красками, коробками с накладными ресницами, усами; на рогатой вешалке висели парики. В кресле перед зеркалом сидела Инга, а над ней с беличьей кисточкой нависала уже знакомая нам растрепанная женщина.
– Вот, Танюша, еще двое, – сказал Браз, хлопая меня и Геру по спине.
– Кто такие? – жизнерадостно спросила гример.
– Это Рыцарь, – представил Браз Геру. – А это, – он повернулся ко мне, – Монах.
– Это я монах? – возмутился я. – Нет, вы ошиблись. Сниматься не буду. Не умею и не хочу.
– Я один тоже не буду сниматься, – поспешил присоединиться ко мне Гера.
Браз посмотрел на меня, как жандарм на провокатора.
– Кирилл, у меня безвыходное положение, – сказал он таким печальным голосом, что мне тотчас стало его жалко. – Вы можете мне помочь?
– Да какой из меня артист? – усмехнулся я.
Гера, поглядывая на меня, вполголоса вторил, что из него тоже артист никудышный. Инга закатывала глазки, вздыхала и с колокольни своего мастерства оценивала: "Да что там играть? Три минуты побыть статистом!"
Браз положил мне руку на плечо.
– Вы оденете монашескую рясу. На лицо опустите капюшон… – Браз смотрел на меня и уже видел меня в рясе. – Пленный монах. Турки не связали вас. Ваши руки свободны. Вы сжимаете тяжелый стальной крест. Вы действуете от имени Бога. На ваших глазах солдаты надругаются над пленной графиней…
– И я бью их крестом по голове! – догадался я.
Браз отрицательно покачал головой.
– Я не сомневаюсь, что вы поступили бы именно так. Но ваш герой лишь безучастно отворачивается, бормоча под нос прошение Богу наказать насильников на своем праведном суде… Вот и все!
Пришлось согласиться.
– Единственный раз в жизни выпало сыграть в кино, но, как назло, попалась гнусная роль, – шутливо проворчал я. – Где ряса?
– А я что буду делать? – спросил Гера, не слишком обрадовавшись тому, что я согласился.
– Вам все объяснит мой помощник, – с улыбкой ответил Браз. – Извините, я должен заниматься подготовкой сцены. Пройдите сначала к костюмеру, а потом сюда, к Танюше.
Мы протиснулись между ширмой и ящиками, поставленными друг на друга и подпирающими навес, как колонны Парфенона, и попали в большую армейскую палатку, которая служила киношникам столовой и складом костюмов.
Костюмер, молчаливый и недовольный, швырнул мне в лицо пропахшую плесенью коричневую рясу и пеньковую веревку, а Гере указал на холщовый мешок, в каких обычно хранят картофель, что-то записал в тетради и буркнул:
– Роспись, дата, число!
Мне было проще. Я сразу накинул на себя рясу, покрыл голову капюшоном так, что из-под него высовывался только мой нос, взял в руки бутафорный крест из ДСП, покрытый краской-серебрянкой и, стоя перед зеркалом, прочитал "Отче наш".
Гера вывалил содержимое мешка на пол, сел рядом и стал перебирать кожаный нагрудник, жестяные наплечники, кольчатую рубашку с коротким рукавом, попробовал пальцем на остроту четырехгранный клинок метрового кончара[1] и стрелы из картонного колчана.
Я помогал ему разобраться с доспехами, надеть через голову тяжелую рубаху и затянуть на груди кожаный жилет. Гера преображался прямо на глазах. Когда он взял в руки кончар, я понял, что лучшего артиста на роль Рыцаря Бразу вряд ли удалось бы найти.
Гера и сам почувствовал, что в доспехах выглядит достойно. Стоя перед зеркалом, он взмахнул своим грозным оружием, напрягая бицепсы, и стал здорово смахивать на Терминатора.
Когда мы зашли в гримерную, Инга, тоже ставшая неузнаваемой из-за высокой прически, неимоверно напудренного лица и крупной родинки-"мушки" на щеке, издала вопль восхищения.
– Ка-а-кой красавец!
Комплимент, естественно, был адресован не мне. Гера зарделся, почесал коротко остриженную голову. Гример Танюша не преминула напомнить о своих профессиональных обязанностях:
– Сейчас я вам парик подберу и сделаю макияж. Вот тогда вы узнаете, что такое настоящая красота!
Я толкнул Геру локтем и многозначительно взглянул на него, мол, Танюша тоже ничего, не робей, Рыцарь! Инга, освободив кресло, побежала переодеваться в костюм графини Лавани. Я не стал стоять над душой Геры, вышел под черное небо. Браз, вооружившись мегафоном, громко