Всем было известно, что в период осенней миграции малиновки в окрестностях Франкфурта становятся беспокойными и стремятся двигаться на юго-запад: именно этим путём они должны были бы лететь, чтобы добраться оттуда до Испании. Но когда малиновок поместили в стальную камеру, в значительной степени задерживающую магнетизм, они летали во все стороны, пока были внутри камеры, хотя их миграционное беспокойство не изменилось. Как только стальная дверь была открыта, они возобновили свои перелёты преимущественно в юго-западном направлении. Таким образом, было ясно, что, какая бы сила ни направляла их, её задерживал стальной барьер. Хотя вполне справедливо то, что это могла быть какая-то неизвестная нам сила, гораздо вероятнее, что это был земной магнетизм, для которого, как известно, сталь является преградой.

Последующие эксперименты показали, что эти птицы реагировали не на грубые искажения магнитного поля (как, например, когда им на шею надевали магнитные полоски), а на едва заметные изменения. Например, франкфуртские малиновки реагировали на земную магнитную индукцию в 0,41 гаусс. Внутри стальной камеры эта индукция уменьшилась до 0,14 гаусс. По прошествии нескольких дней, в течение которых малиновки были дезориентированы, они постепенно возобновили свои движения в целом в юго-западном направлении, очевидно, приспосабливаясь к гораздо более слабой индукции, подобно тому, как человеческий глаз через некоторое время приспосабливается к темноте.

Похоже, что у некоторых млекопитающих также есть магнитное чувство. Тюлени Уэдделла ныряют под паковые льды Антарктики и безошибочно преодолевают значительные расстояния до свободных ото льда мест на антарктических побережьях. Ж. Бове обучил диких мышей следовать в определённых направлениях по компасу, когда все остальные чувства были блокированы.

Говоря о способности реагировать на физические силы, помогающие ориентироваться, возможно, нам следует упомянуть органы равновесия, чувствительные к силе притяжения планеты. Чувство равновесия у млекопитающих сосредоточено в лабиринте внутреннего уха, а другие существа обладают соответствующими органами в других анатомических зонах. Однако основная функция всех этих органов — просто информировать организм о том, где верх, а где низ. Вполне очевидно, что это важный признак, но он не даёт информации об особенностях окружающей среды. Он должен присутствовать, но не может способствовать развитию разума.

КОЛЛЕКТИВНЫЙ РАЗУМ

Разум, который включает в себя способы восприятия, понимания и действия, является проявлением сложности. Конечно, в самом широком смысле термин «разум» можно использовать на всех уровнях, начиная от простейшего восприятия единственного раздражителя наподобие света и заканчивая невероятной сложностью человеческого мозга. Но наши знания о ходе эволюционного развития разума на Земле показывают нам, что на каждом этапе этого пути, с добавлением каждого нового фактора, прогресс заключается не в простом приращении; скорее, становятся возможными радикально новые способности.

Если представить это в крайне упрощённом виде, то отдельный нейрон любого мозга способен выполнять только стереотипные функции. Тысяча нейронов работают не просто с тысячекратным увеличением возможностей одного нейрона, но и на экспоненциально ином уровне, потому что наряду с простым сложением их количества начинают играть роль многочисленные взаимодействия между ними. Таким образом, мозг объёмом, допустим, 800 кубических сантиметров — это мозг иного порядка, чем мозг объёмом 400 кубических сантиметров; он не просто выполняет те же самые функции в два раза лучше.

То же самое справедливо для мозга или равноценного нервного образования любого отдельного живого существа. Сложность, однако, может возникать как благодаря объединению сравнительно простых отдельных элементов, так и благодаря увеличению количества компонентов одного из них. Если мы возьмём, к примеру, живое существо с относительно несложной нервной структурой, то его собственные возможные достижения будут ограниченными; но если такое существо интегрировано в крупную популяцию своего вида — в популяцию, внутри которой возможно формирование отдельных групп, каждая из которых выполняет специализированную функцию, — то может возникнуть образ жизни на совершенно ином уровне. Его можно рассматривать как результат «коллективного разума» или «множественного мозга». Во всех биологических системах единое целое неизбежно экспоненциально превосходит сумму своих частей.

Если с нашей ориентированной на индивидуальность точки зрения это кажется чуждой концепцией, нам стоит всего лишь оглянуться вокруг, чтобы увидеть, как этот принцип работает в той или иной степени. В своей самой низкой степени это явление присутствует в любом обществе, включая наше собственное, где благодаря различным навыкам членов общества оно в целом выполняет такие работы, которые ни один индивид в его составе не смог бы выполнить в одиночку. Не имея навыков архитектора, каменщика или сантехника, электрик или плотник смогли бы возвести здание сами; но если архитектор спланирует общий дизайн, скоординирует усилия всех этих мастеров, а также выберет строительные материалы нескольких производителей и проконтролирует их использование, то в результате получится здание, которое ни один человек не смог бы построить в одиночку. То же самое происходит в любой другой сфере деятельности и, разумеется, в обществе в целом.

Конечно, во многих человеческих обществах, если бы оккупант захватил и устранил ключевых членов общества, это привело бы к его распаду. Но этот распад был бы лишь временным, потому что со временем появились бы новые люди, способные взять на себя функции тех, кого устранили. Однако в прошлом существовали и, возможно, по-прежнему существуют в настоящее время такие общества, в которых элемент «коллективного разума» действует на более высоком уровне.

Например, в цивилизации инков в древнем Перу, а также у майя, сапотеков и многих других замечательных цивилизаций Центральной Америки способность направлять специализированные навыки людей была сконцентрирована благодаря наследственным задаткам и обучению в головах элитной группы, небольшого числа высокообразованных священников-вождей. Население, разделённое на специализированные касты, каждая из которых могла заниматься лишь теми конкретными задачами, выполнение которых предопределялось её членам от рождения, лишалось возможности выжить как единая группа, если удары судьбы в виде войны или стихийных бедствий уничтожали небольшую элитную группу.

Цивилизации, создавшие Мачу-Пикчу, Чичен-Ицу и Монте-Альбан, распались, а их творения превратились в руины или были захвачены разрастающимися джунглями. Создаётся впечатление, что жреческая элита действовала как неокортекс группового мозга этих обществ; когда она выпадала из процесса, у социальных групп не оставалось возможности инициировать и координировать сложные функции, которые они были способны выполнять.

Организация, которая срыла вершину горы Монте-Альбан без использования электроинструментов или вообще каких-либо металлических инструментов, которая спланировала город-храм на этом рукотворном плато и контролировала сведение воедино материалов, навыков, искусства — всей культуры, — использованных в процессе строительства его пирамид, храмов, обсерваторий, дворцов, площадок для игры в мяч и мест для проведения ритуалов — всё это исчезло. Всё общество стало похоже на человека с повреждённым мозгом, который больше не может координировать