индийском обществе первых трех варн подтверждалось также инициацией — специальным обрядом посвящения, символизирующим второе рождение. Начиная с этого события, жизнь дваждырожденного проходила в четыре этапа. Первые два этапа охватывали обучение и обзаведение семьей, что предполагало появление и воспитание детей. У детей появлялся домашний учитель, наставник — гуру. Затем, после того как дети встали на ноги и зажили своим домом, отец вместе с их матерью уходил отшельничать в лесную глушь. И, наконец, становился саньясином, то есть жил подаянием, отказавшись от своей варны. Разумеется, он лишался всех прерогатив, связанных с принадлежностью к его сословию. Ждал в одиночестве или в компании с такими же людьми, как он, перерождения в последующей жизни.

Терпение, беспрекословное повиновение, уступчивость членам вышестоящих варн во всем — главные добродетели современников Сиддхартхи Гаутамы.

В таком обществе человек не принадлежал самому себе, а оставался безвольной частичкой веками функционирующего и отлаженного социального и духовного организма. Он жил, как жили его деды, прадеды и далекие пращуры, между доброжелательно настроенными к нему (благодаря брахманам) богами, дэвами и злокозненными, приносящими ему одни болезни и несчастья демоническими существами — асурами.

Брахманы выступали в качестве режиссеров и главных действующих лиц бесконечно длящегося спектакля под названием Майя.

Майей в Ригведе обозначают, с одной стороны, обман, хитрость, колдовство, а с другой — магическую способность изменять все и вся.

Мифологические сюжеты религиозных представлений в храмах были веками востребованы зрителями. Они казались более эффективным средством психологического воздействия на людей, чем театрализация происходящих в повседневной жизни реальных событий.

Брахманам искренне и безоговорочно верили. Они веками обладали безупречной духовной репутацией. Считалось, что их поведение в предыдущих рождениях соответствовало самым строгим нравственным и моральным критериям.

Вот, казалось бы, исчерпывающее описание социальной структуры древнеиндийского общества и его массовой психологии.

И все-таки кого-то я забыл упомянуть. Трудно представить себе, что в те далекие времена внутри традиционной религиозной системы под управлением брахманов не было инакомыслящих людей с личными независимыми убеждениями. Тех «диссидентов», кто придерживался взглядов, идущих вразрез с общепринятыми. О них разговор впереди.

Глава девятая. Слухами земля полнится

О родословной Будды, берущей начало в эпохах, когда люди и боги жили вместе, а также об исторических версиях, которым нет особой веры

На протяжении более чем тысячи лет после Паринирваны Будды в религии буддизма, распространяющейся по соседним с Индией странам, вырабатываются учения, значительно расширяющие мифологию ее основателя.

Поэтому-то индивидуальный, физический образ Сиддхартхи Гаутамы с веками вообще исчезает. Об основоположнике буддизма как об исторической персоне еще помнят в странах Южной Азии и Запада, а вот в Китае, Корее и Японии, например, смысл слова будда — просветленный, постигший высшую истину — заслоняет собой человеческий образ.

Биографические и легендарные материалы о Гаутаме Будде, относящиеся к древним источникам, неравномерны по объему в описании всех этапов его жизни. На это обстоятельство обратил внимание историк культуры, философ и публицист Владимир Александрович Кожевников (1852–1917) в обстоятельном труде «Буддизм в сравнении с христианством».

Эти материалы отличаются полнотой, когда речь заходит о пребывании Будды на небесах Тушиты, чудесном рождении и праздном времяпрепровождении во дворцах, об отречении от светской жизни, о причинах его ухода из дома, первых странствиях и встречах, о его пути к Просветлению, о его последних днях. Такое ощущение, словно открылись невидимые шлюзы и информация водопадом низвергается на слушателя или читателя. Когда же хочешь узнать о том, как Гаутама Будда «выстраивал» свою общину и свои отношения с властями предержащими, как он жил во время своей «долгой, но спокойной, просветительской и организационной деятельности», информация отличается либо чрезвычайной скудостью, либо приукрашена или вовсе отсутствует. Она, словно вода, течет тонкой струйкой из крана, а бывает, что и не течет совсем.

В. А. Кожевников увидел причину этой неравномерности в «условиях той догматической, учительской стилизации, которой подверглись первоначальные, вероятно, краткие повествования о Будде»[146].

Образ Будды всеобъемлющ и масштабен — потому-то неуловим. Чем ближе подходишь к линии горизонта, тем дальше она от вас удаляется. Эдвард Томас в своей книге Будда. История и легенды пытается отделить зерна исторической правды от плевел вымысла и безудержной фантазии, практически не надеясь на успех: «История Будды, несомненно, развивалась, и даже в старейших документах видны следы видоизменений древней традиции. На страницах этой книги предпринята попытка выделить самые ранние сообщения. Однако это не приблизит нас к ответу на фундаментальный вопрос: существует ли вообще историческая основа рассказов о жизни Будды? Не следует забывать, что многие признанные ученые отрицали и отрицают, что в истории Будды присутствуют какие-либо упоминания исторических событий»[147].

Знаменитый английский санскритолог и индолог Хорас Уильсон (1786–1860) с кафедры Оксфордского университета за шесть лет до собственной смерти клятвенно уверял слушателей, что все рассказы о Будде и само его существование — плоды бурных фантазий буддийских монахов.

Так все же существовал Сиддхартха Гаутама на самом деле? Или он плод творческого вдохновения выдумавших его людей, разрабатываемая веками легенда? Смущает огромное количество текстов, не сопоставимое ни с чем подобным в других религиях. Эти тексты появились не вскоре после его ухода в Паринирвану, а 200 лет спустя и даже намного позже. Да и само существование Гаутамы Будды не то чтобы закрыто непроницаемой завесой, а едва различимо, как солнечный притушенный свет в глубокой огромной пещере с узкой, едва видимой расщелиной наверху. Однако все сомнения рассеиваются, когда находишь в индийских преданиях «старины глубокой» неприязненные, а иногда и злобные о нем отзывы и характеристики. Вот один из многочисленных и впечатляющих примеров.

Гаутама Будда, этот еретик для ортодоксальных индусов, в некоторых учениях брахманов предстает девятой аватарой — нисхождение на землю в телесном образе всемогущего бога Вишну, охранителя мироздания. Однако не стоит серьезно воспринимать временное включение Будды в пантеон индусских богов. Подобная метаморфоза Первоучителя какое-то время устраивала брахманов. Когда же ситуация изменилась и поддержка буддистов со стороны властей ослабла, его образ в обличье того же Вишну был демонизирован.

О распространенной тактике брахманов включать чуждые им верования в свою религиозную практику, чтобы в случае чего усомниться в их полезности, убедительно написал выдающийся отечественный буддолог Бронислав Иванович Кузнецов (1931–1985): «В индо-тибетской традиции существуют два варианта легенды о Будде как воплощении бога Вишну, которые возникают в разное время и отражают разное отношение вишнуитов к буддизму. Первый вариант легенды возникает, как мы полагаем, в период популярности буддизма в Индии, когда вишнуиты делают попытку включить буддистов в свою систему. По этой легенде, Вишну воплощается в Будду и появляется на земле, чтобы очиститься от греха многочисленных убийств, которые он совершил