Но если он уже убил Вильгельма, то какой ему прок от сжигания поместья? Связаны ли эти вещи между собой? Пока что вопросов было больше, чем ответов.

— Я хочу домой, — известила меня Мия.

— Ну, иди. Я ж тебя не держу, — спокойно ответил, за что тут же получил пинок в колено и крайне недовольный взгляд. Из головы как-то выдуло мысль об утреннем разговоре и ее объяснениях.

— А, — сказал я. — Ну, пойдем.

Мы встали из-за стола, некромантша рассчиталась с Розеттой за обед; я еще раз послушал ее причитания о том, что управы нет на этих лиходеев, что отец мой был прогрессивным человеком, на которого многие ботаники полагали большие надежды в области селекции; что мать моя, чудесная женщина; что дед с бабкой — что-то там еще, я слушал ее вполуха и хлопал по спине, пока она повисла на мне и рыдала в плечо. Кто кого утешал — непонятно.

— Роналд, — сказал я и отсалютовал двумя пальцами ему от виска. Огр почтительно кивнул, прикрыв глаза.

Мы вышли на улицу. День близился к своему концу. Солнце стало красным, катилось к горизонту, освещая все вокруг алыми оттенками. Мое внимание привлек рык, который доносился по правую руку. Я повернул голову и увидел Чакки, который оскалился на пьяного мужика, что встал на четвереньки и тянул к нему руку.

— Ути мой маленький, — бурчал мужик. Где он успел налыгаться посреди дня было загадкой. С другой стороны, негде что ли?

— Мужик, я бы не советовала. Эта затея тебе боком выйдет, — обратилась к нему Мия.

— Да почему-у-у-у, — тянул он. — Ты ж псматри, какой он миленький, утю-тю, — мямлил он и тянул к нему свои грязные пальченки.

Ожидал чего угодно: Чакки кинется и укусит за палец. Облает. Грызанет за нос. Обоссыт наглеца. Однако от увиденного у меня глаза на лоб полезли. Доебав Чакки своим сюсюканьем, мужик испарился на месте. Ну вот просто раз и не стало его. Я только и успел заметить, как пасть пуделя открылась, растянулась до размеров пивного ларька и просто поглотила незадачливого алкоголика.

Мия тяжело вздохнула возле меня.

— А я говорила. Я предупреждала, что это плохая идея. РОЗЕТТА! — крикнула она. Со стороны таверны тут же послышались звуки шагов. Семенящие свинтусовы шажочки и гупающие Роналдовы.

Тут-то мне и вспомнился шепоток вчерашний, когда огр пригрозил непутевым посетителям выйти подобру-поздорову, а иначе он попросит это сделать своего пуделя.

В замедленной съемке своей памяти я еще раз прокручивал увиденное: огромная бездонная пасть с миллионом зубов, острых, как лезвие бритвы.

— А НУ ФУ! — гаркнул Роналд, выскакивая на улицу.

— Поздно, — спокойно откликнулась Мия.

Розетта подбежала к пуделю и стала его журить. Вот честно: хуй его знает, почему он не сожрал ее точно также, а наоборот, как-то вжался весь, ушки закатил, глазки грязненькие сделал. Фантасмагоричность началась тогда, когда она начала просить Чакки выплюнуть каку. Буквально.

— Чакки, выплюнь его. Ну невкусное же. Ну, давай я тебе вырезки говяжьем дам, если ты его выплюнешь. Давай?

Пудель насторожился. Вроде предложение интересное, а вроде и наебаловом попахивает.

— Открой ротик, — сказала она ему. И снова: миленький черненький пудель обращается в чудище невообразимого и неописуемого ужаса. — Вот ты мой хороший, — сказала Розетта и на моих глазах заходит к нему в пасть. Я вижу, как она медленно идет внутрь в темноту, пока не исчезает и только эхом раздаются ее шаги.

Я посмотрел на Роналда. Он спокойно стоял рядом, глядел на Чакки и гладил его по макушке. Его не обезображенное интеллектом лицо ничего не выражало. Обыденность.

Мой взгляд упал на Мию. Перенеся вес на одну ногу, она отставила немного вторую в сторону, от чего ее бедро аппетитно выглядывало из-под платья. Интересно, и не стыдно ей рассекать в такой одежде? С другой