окнах, да и свой приблизительный первоначальный план Генерал выполнил. И сразу начал готовиться к выполнению следующего этапа. План был изначально довольно размытый и заключался приблизительно в нижеследующем: Генерал собирался за рубеж с целью открыть там ювелирную мастерскую или «присосаться» к какой-нибудь, уже имеющейся, для последующей обработки и сбыта накопившихся у него в изобилии ювелирных изделий.

Однако накопившаяся за последние полгода на сей раз усталость быстро взяла своё, и Макар впал в глубокую и долгую депрессию...

Прошел месяц...

Осень.

Чертова осень. Гадкая осень. Макар ненавидел это время года. Он абсолютно не понимал своей поэтической натурой, что лирического находят в ней поэты. Гадкий занудливый дождь медленно вытягивал из него последние остатки жизнерадостности.

...Все болит, погода — дрянь

В голове как будто вата

Все в грязи, куда ни глянь —

Осень виновата.

Занудный день кончался,

Так пусто было в доме, и где ж я так набрался,

Как телефонный номер?

Макар действительно уже в который раз порядком «набрался». Он уже три дня никуда не выходил из дома, поднимаясь с постели лишь для того, чтобы покричать Ихтиандра в туалете. Стройные ряды пустых пивных и некоторых других бутылок образовали на полу целую армию. Вот она — новая гвардия Генерала, печальная гвардия. Тяжелый туман сигаретного дыма уже не выветривался из комнаты, кругом — на столе, на подоконнике, на шкафу, везде расположились в творческом беспорядке «ежики» спонтанных пепельниц. Макар возлежал на кровати, устремив отсутствующий стеклянный взгляд в потолок. Сумбурные обрывки мыслей наотрез отказывались укладываться в обычную стройную шеренгу. На днях он демонтировал и закопал по частям в разных местах то, что осталось от Апостола — третьего. Как будто друга похоронил. Лучшего друга. Напарника, можно сказать. Коллегу.

Голова моя чумная

Отчего ты так гудишь?

Ох, нога моя кривая,

Почему же ты болишь?

Ой вы, руки, мои руки

Отчего вы холодны?

Вы зачем болите, суки,

Мышцы подлые спины?

И живот рождает звуки,

И шумят прибоем ухи,

Но изрек мой Генерал: не боитесь,

Чинганчгуки,

Я чуть-чуть поумирал...

Макар, кряхтя, с трудом сел на край кровати и рукой нашарил под ней свои старенькие кроссовки.

Доблестный Генерал медленно бежал по серой московской улице. С каждым шагом жизненные силы потихоньку возвращались в его, изнуренное стрессом, тело. Был еще очень ранний час, и улицы были безлюдны. Только шалые собаки, полноправные хозяева предрассветной Москвы, провожали его неторопливый бег неодобрительным лаем.

Через час Макар вернулся домой потный и довольный. Теперь в ванну. В ванну, в ванну. Отмокать часа два. Чуть теплые струи воды из душа смывали последние остатки похмелья. Сейчас генеральские мозги заработали в старом нормальном режиме.

Надо на что-то решаться. Время уходит, и состояние неизвестной невесомости, или невесомой неизвестности, становится невыносимым. Макар с надеждой открыл крышечку сигаретной пачки. Пачка оказалась пустой.

— Здесь кто-то явно поработал щеткой «Рич интердентал» от «Джонсон и Джонсон», — весело припомнилось Генералу...

Скоро начнется зима...

ЭПИЛОГ.

...Бесстрашная небольшая яхта отчаянно прорывалась сквозь неспокойные холодные воды Балтики. Генерал восседал в маленькой уютной каюте, переоборудованной в некое подобие радиорубки. Он снова управлял с пульта дистанционного управления, только на этот раз не полетом, а заплывом, теперь — подводной лодки. Небольшая субмарина, практически игрушечная, заполненная до отказа драгоценным грузом, легко перемещалась на небольшой глубине следом за яхтой.

Управлять подводной лодкой Генералу нравилось значительно больше, чем Апостолом. Потому что высоты он боялся, а вот качки — нет. Так что чувствовал он себя в дан¬ной роли буквально как рыба в воде.

А на палубе яхты, за штурвалом, легко управляясь одним небольшим парусом, уверенно и смело вел маленькое суденышко по грозным волнам Николай Анатольевич Николаев. Его широкое лицо расплылось в добродушной улыбке, сие занятие его явно вдохновляло. Музыкант постоянно мурлыкал себе под нос различные морские песенки и, как настоящий мариман, курил теперь не сигареты, а исключительно трубку. Как истинный мореман.

Вдалеке сбоку из тумана вынырнул патрульный пограничный катер и стал быстро догонять яхту. Из этого можно было сделать вывод, что новоявленные флибустьеры приблизились-таки к водной границе европейского сообщества. Музыкант настучал кулаком по палубе условный сигнал. Генерал постучал снизу в ответ, что понял. Субмарина начала погружение. Катер приблизился вплотную. Импортный пограничник, перевесившись через борт, громко вопрошал у Музыканта:

— Ху из кептн?

— Капитан Факин! — еще более громко и радостно ответил Коля.

— И еще долго будет Факин. А, вообще, ксивы в порядке. Досмотр проводить будете?... Коллега.

Последние месяцы Коля Николаев пребывал постоянно в благодушно-веселом настроении. Он сразу и легко, без колебаний принял предложение Макара стать компаньоном, партнером по бизнесу. И не задавал лишних вопросов, не докапывал. Просто принял все как есть. Они вообще теперь понимали друг друга с полуслова.

Какое-то время ушло на подготовку к турне. Для своей семьи Коля просто уезжал в длительную загранкомандировку. Пока он оформлял загранпаспорт и улаживал другие текущие проблемы и формальности, Макар осуществлял покупку небольшой однокомнатной квартиры на имя своей бывшей тещи.

Леночкина мама являла собой женщину несколько ограниченную, можно даже сказать — деревенщину, не обремененную и не испорченную лишним образованием. Она отличалась очень небольшими знаниями русского языка, но даже известные ей слова постоянно коверкала и переделывала до неузнаваемости. Одна из ее фраз даже стала притчей во языцех среди сотрудников той фирмы по недвижимости, в которой когда-то работал Макар. Эта фраза уродилась на свет в процессе внутрисемейного обмена Макара и Леночки со своими родственниками, естественно, когда они еще были мужем и женой. Рассказывая вечером своим родным о том, как развивались события в течение последнего дня, когда производилось оформление документов на квартиру, Леночкина мама произнесла буквально следующее:

— ...А после приматизации мы поехали в Макдонис...

С тех пор все сотрудники, тогдашние коллеги Макара, на случайный вопрос кого бы то ни было:

— А не пора ли нам пойти пообедать? — отвечали всегда стандартно и радостно:

— Нет, нет... В Макдонис мы пойдем только после ПРИМАТИЗАЦИИ!!!

Кроме того, единственным критерием для оценки достоинств мужа дочери у тещи Макара всегда было исключительно количество зарабатываемых им денег. Если сравнительно много — хороший зять, если мало — соответственно. Однако, несмотря на обилие этих и других недостатков, Генерал точно знал, что если он оформит квартиру на имя своей бывшей тещи, то достанется она, в конце концов, именно Руслану, а не кому-нибудь другому.

Конечно, квартиру он