В деревне все держали много скотины – корова одна или две, поросята, куры – и еще летом огромный огород и сенокос. Подъем всегда не позже пяти, а то и в три. На сенокос приходилось ездить очень далеко, рядом травы не было, все съедала домашняя и колхозная скотина, да и власти запрещали косить.

Я крестик носила в кармане, мужу вшила в воротник

Я работала в школе. Помню, как у нас в школе разбирали все случаи появления в урнах крашеной скорлупы от пасхальных яиц. Однажды во время медосмотра увидели крестик на шее у мальчика. Вызывали родителей, беседовали. Все свалили на бабушку, мол, она надела. Я крестик носила в кармане, мужу вшила в воротник. И была уверена, что люди все верующие, только скрывают веру из-за страха перед властями. И детям всегда говорила, что врут те, кто говорит, что Бога нет, – тайно все веруют.

Вот как смалодушничала

Неприятный случай был в моей жизни. В начале восьмидесятых написали в министерство образования жалобу, что у меня в доме есть иконы. Директор школы сообщил мне об этом, велел их убрать. Прибежала вся в слезах, завернула иконы в чистые полотенца и спрятала. Сама прошу прощения у Бога. Вот как смалодушничала. А проверяющие домой и не приходили.

Директриса школы пришла к вере через великие скорби

В девяностых в журнале «Начальная школа» появились первые коротенькие молитвы. Я рассказала директрисе (на тот момент была уже другая), она выразила категорический протест против обучения детей молитвам, упрекнув меня в том, что посещаю храм. Много позже она тоже пришла к вере через великие скорби.

Я не узнала тех мест

Как все сейчас изменилось, все заросло травой, деревьями, коси сколько хочешь (причем у всех бензокосилки), только некому, и скотину мало кто держит. Мужчин в деревнях по пальцам можно пересчитать, да и те практически все страдают алкоголизмом.

Этим летом съездили в деревню Бранчеевка, где мы прожили девять лет у родителей мужа. Я не узнала тех мест – там дикий лес. В дом с трудом пробрались, жилых домов осталось около десяти. Хотя там сейчас и газ, и водопровод, и асфальтированная дорога до села, и телефонная связь, почва очень плодородная, чернозем. В селе Волгапино чуть побольше жителей, но тоже вымирает потихоньку.

Открыли Кимляйский Александро-Невский монастырь

В 1997 году открыли Кимляйский Александро-Невский монастырь, только он теперь мужской, в пяти километрах от нас. Какой праздник был – день его посещения! Все мои болезни уходили после причастия, на душе радость. В 2004-м построили в нашем селе Изосимовка храм Космы и Дамиана. Бывало, в Кимляй за пять километров пешком ходила, а сейчас в свой, за один километр, порой не дойду.

С Богом лучше, надежнее и умирать не так страшно

Если сравнить две вехи в моей жизни – половину советскую и другую, меньшую половину, церковную, – то могу сказать, что в атеистическое время люди были нравственно выше, намного чище. Пусть темные, отсталые с их «воробьем», «стержень Васей», но сильные духом, телом.

Сейчас открылся бескрайний мир веры. С Богом лучше, надежнее, и умирать не так страшно. Только очень жаль, что в храме нашем немноголюдно, порой вовсе пусто, мужчин почти нет. Получается, трудности на пользу.

Помоги нам всем, Господи!

Слава Богу! Есть телеканал «Союз». Познакомились с замечательными батюшками. Священники – это особые люди, у них особенные лица, взгляд, речь. Порой смотришь на них как на ангелов, как на Самого Господа Иисуса Христа. Если бы не они, то мы так ничего и не поняли бы в непознанном мире веры. Спаси их всех, Господи! Конечно же, сейчас стали что-то знать, но выполнять не всегда хватает решимости. Помоги нам всем, Господи!

Мы прекрасно понимали, что такое Октябрьская революция, но всегда любили свою Родину

Рассказывает Владимир Владимирович Алилуенко

Мой отец никогда не скрывал свою веру

Я родился и рос на Донбассе, в Харцызске, а отец мой появился на свет в 1934 году на Западной Украине, в селе Шепетовка Хмельницкой области. Звали его Владимир Акимович Алилуенко. Его мать, то есть моя бабушка, была глубоко верующей женщиной. Его отец – советский диссидент – был отправлен в лагерь на север, точно не скажу, куда именно. В семье росли пятеро детей. Отец был вторым по старшинству среди них, но самым старшим из мальчиков, то есть на нем все держалось как на мужчине. Позже, после армии, он переехал в город Харцызск Донецкой области.

Мой отец никогда не скрывал свою веру, но при этом не хвалился ею перед всеми. Когда же дело доходило до разговора, он смело говорил с любым на эту тему. Например, когда он работал на заводе, заводчане собирались и устраивали пьянки, коллеги же, зная его отрицательное отношение к таким мероприятиям, постоянно приглашали его, как бы подтрунивали. Отец говорил так: «Ребята, сколько вы собираете? Вот, возьмите мою долю, но только я не пойду». За его бесконфликтность и мудрость многие его уважали, но были и такие, кто ненавидел его за это еще больше.

Служба была полная, по уставу

Церквей было очень мало и все небольшие. На весь Донецк – два храма, один в Горловке, один, крошечный домовый, в Шахтерске, был еще в Зугрэсе на отшибе. В Харцызске вообще не было храма. Мы на службу ездили в Макеевку. Вставать приходилось в пять утра, а иногда и в четыре. Служили регулярно и долго, не как сейчас – по два-три часа. Бывало, служили и по четыре, и по пять часов. Почти ничего не сокращали, служба была полная, по уставу.

В те годы мой отец был старостой храма

Отец знал почти всех батюшек, которые сейчас служат у нас в городе и в округе. Он их часто консультировал, когда они стояли перед выбором священства, давал им почитать духовную литературу. Владимир Олейник, будучи еще молодым парнем, только-только пришедшим к вере, также был наставляем моим отцом. Папа активно участвовал в строительстве храма Петра и Павла, настоятелем которого и является сейчас отец Владимир.

Донецк. 1962 г.

В те годы мой отец был старостой храма. За